Сотник - [50]

А племянник дяди Яши – это реальный и серьезный козырь. Может, сгодится когда, а может, и нет, но лишним в рукаве точно не будет. Разве что Добрыня выходил слабым звеном. Но его упредили, чтобы тот о происшествии помалкивал в тряпочку, если жизнь дорога. Жизнь он ценил.

Серафим надолго задерживаться не стал. Как, впрочем, и пить больше одной кружки. Не с руки ему. Работы много, а какая работа, коли хмель в голове бродит. Ему же нужно контролировать обе смены. Хоть по половине, а приглядеть необходимо. И обязательно быть к окончанию каждой из них. На разрыв мужик пашет. Но передоверить мастерские некому. Вот загорелось же Николаю все бегом да скачками.

Вскоре в дом заглянул Кузьма. Иван попросил Серафима пнуть того в его сторону. Ну, тот и прикатился. Н-да. На колобка эта сушеная вобла явно не тянет. Вот же сухостой. Ест побольше Ивана, да только не в коня корм, хоть тресни.

– Ох и запахи у тебя, Иван Архипович, – не разочаровал Карпова Кузьма.

– Есть будешь? – предложил Иван.

– Буду, – не стал скромничать «нищий». – А что тут у тебя? Ага. Щи.

– На печь поставь, пусть подогреются.

– Ничего. Они еще теплые. Нормально. Миску-то дашь, Иван Архипович, иль прямо из чугунка хлебать?

– Держи, – подал ему Карпов чистые миску и ложку. – Ну и что ты скажешь о наших делах скорбных?

– Да то и скажу, что дела и впрямь скорбные, – принимаясь за еду, ответил бывший нищий.

Хм. Вообще-то он и сейчас выглядит таковым. Въевшаяся привычка, ставшая второй натурой? Очень может быть. Ну да был бы результат. А он, похоже, был. И это ничуть не радовало.

– Подробности можно? – спросил Иван.

– А то как же без них родимых. Селин Петр у тебя есть. Он в оружейной занимается сверлением стволов.

– Знаю. У нас здесь все наши слободчане трудятся.

– Ага. Очень его интересует, каким образом выделывают карбид.

– О как. Значит, способ выделки стволов он уже запродал? – с явным неудовольствием поинтересовался Карпов.

– Это вряд ли.

– Почему так думаешь?

– Да потому что купцу тот секрет без надобности. Коли у него была бы оружейная мастерская – дело иное. А так… Сверлильный станок да станок токарный. Как я понял, на пальцах тут ничего не объяснить, и, чтобы что-то повторить, нужно хотя бы малость в том разбираться.

– Ну, это так.

– Во-от, а вокруг того купца никаких таких умников не вертится.

– Ну и домница под карбид тоже не так проста, как кажется.

– Это верно. Но секрет выделки стволов он только запродать может. А вот выделку карбида и карбидок и сам сумеет наладить.

Как Иван ни пытался назвать лампы ацетиленовыми, за ними прочно закрепилось название «карбидки», как, впрочем, и в его мире. Ну да хоть горшком назови.

– Это-то да, но и сведения о станках тоже дорогого стоят. В конце концов, секрет можно продать тем же оружейникам, – возразил сотенный.

– Ну, скорее всего, он так и поступит. Но продать секрет – это срубить деньгу один раз. А если сможешь делать сам, это уже совсем другое.

– Ясно. И как звать того купчишку?

– Купчи-ишку, – пренебрежительно бросил Кузьма, а потом весомо добавил: – Купца, причем серьезного. И тебе знакомого.

– И?

– Так новгородец, Жилин такой, Игнат Пантелеевич.

– Вот оно как. Опять, выходит, объявился, в гробину его душу мать нехай.

– Надеюсь, на тот свет его спроваживать не станешь? – опасливо покосился на Ивана Кузьма.

– За то, что хотел тишком да бочком выведать секрет? Нет, конечно. Что же я, вовсе берегов не вижу? – открестился Иван.

– А как же Родион? – стрельнув хитрым взглядом и отправляя в рот очередную ложку щей, поинтересовался Овечкин.

– Кузьма, – строго одернул его Иван.

– А что Кузьма? Ты почто меня к себе прибрал? Знать и выведывать, таково мое ремесло, – пожав плечами, с легкостью отбрехался бывший нищий.

– Родион – то другое, – качнул головой Иван. – Они тогда через кровь перешагнули, чтобы батю в кабалу захомутать. Сейчас же иначе. Поэтому нужно что-нибудь удумать, чтобы Петр Селин не дергался лишний раз и место свое знал. Ну и Жилина этого как-нибудь проучить.

– А ты поговори с Петром. По душам и открыто. Понятно, что жадность мужика обуяла. Но ить сынок его старший в твоей сотне состоит. А что есть на этом свете дороже деток-то?

– Я тебя понял, – задумчиво помяв подбородок, заросший жиденькой бородой, произнес Иван. – Что еще?

– А еще – Кузьма Овечкин, – вздохнул собеседник.

– Не понял, – вздернул бровь Карпов. – Ты-то тут при чем?

– А что тут непонятного? Подошел ко мне один, предложил заработать. Да не поскупился, пятьдесят рублей пообещал и даже пять задатком дал.

– И ты взял?

– Взял, конечно, – ответил Кузьма так, словно ему задали самый что ни на есть глупый вопрос.

– Молодец, – уважительно одобрил Иван. – А теперь подробности. Кто, что, зачем?

– Иноземец какой-то. Толком пока не выяснил. Знаю только, что осел он в доходном доме Гладкова, на Рождественке, в Белом городе. Да по говору вроде как из германцев будет.

– А отчего к тебе-то подошел? Ладно бы к работнику какому, чтобы секреты выведать. Ан нет, выбрал, считай, стороннего.

– Стороннего, – подтягивая к себе копченый окорок, согласился Кузьма. – Да только ить его не мастерская твоя интересует, а ты сам. Вот оно дело-то какое. А я вроде, после того как спас тебя, и в дом твой вхож, и даже ночую порой тут. А стало быть, окромя семьи, ближе всех к тебе получаюсь.