Соска - [46]

А еще у Дмитрия Сергеевича был кулон на цепочке, кажется очень важный, который ни в коем случае нельзя снимать. Но, во-первых, почему кулон важный и его нельзя снимать, Дмитрий Сергеевич забыл, а во-вторых, ничего наподобие спасительной кепки из него не сделаешь. А в-третьих, кулон, так же как и золотой обломок пики, потерялся.

Большие черные птицы спустились пониже и возбужденно перекаркивались в небе, наблюдая, как маленькую черную фигурку внизу понемногу присыпает песочек.

Самой же фигурке, маленькой, как дохлый червячок, было сейчас очень хорошо, прохладно, и только красная книжечка, прямо где сердце, жглась все сильнее и сильнее. Когда жжение стало нестерпимым, Дмитрий Сергеевич сказал себе, что нужно сделать последнее в жизни усилие, поднять голову и открыть глаза.

Перед смертью просто необходимо еще раз увидеть и эту щербатую от теней, но прекрасную пустыню, и солнышко-убийцу, которое уже наверняка обмакнулось попой в красный горизонт. Если, конечно, полю зрения не помешает крупный бархан. Крупный бархан. Крупный. Бархан. Увидеть все это и закрыть глаза навсегда.

Дмитрий Сергеевич Лазарев (Цезарь) поднял голову, открыл глаза и действительно увидел щербатую от теней пустыню и крупный бархан. Солнышка он не увидел: его заслонила средних размеров корова.

Корова сделала шаг, и оно выскочило из ее плоского зада, белое, достаточно высокое и никуда еще не обмакнувшееся. Дмитрий Сергеевич сморгнул, но животное не исчезло. Корова не была миражом!

Надежда на спасение окрылила умирающего. Дмитрий Сергеевич собрал последние силы (их осталось совсем-совсем мало: в руках и ногах почти ничего, а вот в плечах и ступнях все-таки немножечко было) и пополз к корове. Та развернула к нему морду, но против солнца выражение было не разобрать.

Откуда в пустыне корова?

На шее скотины что-то болталось и стрелялось зайчиками. Когда Дмитрий Сергеевич подполз достаточно близко, то с удивлением обнаружил, что предмет не был колокольчиком, что логично было бы предположить, а табличкой на латунной цепочке, такой же, как цепочка его кулона. На табличке было выбито: «КОРОВА». Корова чихнула, табличка перевернулась. На обратной стороне значилось: «Корова. Возраст два года. Инв. номер 0685».

Дмитрий Сергеевич ухватился за коровью ногу и полез под вымя с открытым ртом. На вымени чем-то химическим было написано: «Не доить! Условия эксперимента, Трифонов». И стояла печать. Печать получилась не очень хорошо — мешала шерсть.

Фамилия Трифонова показалась смутно знакомой.

Дмитрий Сергеевич приподнялся на локте и вонзился зубами в один из сосков. Тот был большой и теплый, едва помещающийся в рот, на вкус напоминающий сухое резиновое изделие. «Наверное, такое же ощущение испытывают малыши с соской во рту», — думал Дмитрий Сергеевич, утоляя жажду.

Молоко пахло дивно и текло пионеру пустыни по шее и за воротник Дмитрий Сергеевич никогда так вкусно ничего не сосал.

Через пять минут он уже смог встать на слабых ногах и взасос поцеловал теплую слюнявую морду. №0685 брезгливо отвернулась и пошла.

Дмитрий Сергеевич счастливо побрел следом, осторожно держась за непослушный хвост и тихонько икая. Кеды с резиновыми подошвами расплавились и облепляли ступни Дмитрия Сергеевича произвольно. Птицы в небе каркали и ругались.

Взобравшись с коровой на бархан, Дмитрий Сергеевич увидел город.

Город был некрасивый и никак не мог тягаться с городом, найденным Дмитрием Сергеевичем. Никаких дрожащих в мареве невесомых башенок и фонтанов, а только сумбурное нагромождение изб, «сталинок» и невиданных Дмитрием Сергеевичем доселе пятиэтажных домов-коробок из кирпича. Строения разных времен и материалов казались совершенно новенькими, необжитыми. Со стороны Цезарь город не узнал.

Вода там наверняка имелась, и он пошел с бархана вниз. Чем ближе подходил Дмитрий Сергеевич, тем отчетливее понимал, что город он этот знает, и знает очень хорошо, и что вот так спускается к нему с бархана не в первый раз. Усталость, песок, потрескавшиеся губы и потерянный золотой обломок как-то незаметно забылись, а если бы Цезарю вздумалось оглянуться назад никакой пустыни бы он не увидел, а лишь развороченный тракторами и экскаваторами бескрайний пустырь с редкими пыльными кустами полыни и огромной свалкой посередине. На свалке хозяйничали вороны.

Не доходя до центральных ворот с пропускным пунктом и опущенным шлагбаумом, корова-проводник умно свернула в сторону и довела Дмитрия Сергеевича до пробоины в заборе, куда животное и юркнуло, да так быстро, что тот не успел поцеловать спасительницу еще раз, хотя очень хотел.

Все еще на ватных ногах Цезарь двинулся по улице к первому дому, который был срубовым и имел колодец с ведром. Улица была пустынна и совершенно лишена нормального человеческого мусора: бычков, шелухи, газет, стаканчиков от мороженого, корзин для мусора, колясок и тракторов. Одна треть улицы (та, на которую ступил Дмитрий Сергеевич) была грунтовая, дальше шла булыжная мостовая, а вдалеке дышал испариной свежий асфальт.

Голубь тыкался клювом в грунт. На голове птицы имелся датчик.

На колодце, который выглядел как вчера вырытый, стояло цинковое ведро и висела табличка: «КОЛОДЕЦ С ВОДОЙ. ГЛУБИНА 6,5 МЕТРА». Ведро, тоже новехонькое, непомятое, раскалилось на солнце. Дмитрий Сергеевич скинул его вниз. Оно стукнулось о дно, и гулкое эхо вылетело наружу, как душа.