Сошествие во Ад - [37]

Шрифт
Интервал

— Ты только жди, жди этого.

Очень раздраженная Паулина быстро шла из сада к дверям дома. Она не поняла, что предложила ей женщина на улице. Поток слов оставил после себя какое-то неопределенное сладостное возбуждение. Поставив ногу на первую ступеньку, девушка решила, что предложенные перемены ей не нравятся. Она уже не хотела, чтобы Питер Стенхоуп во все это вмешивался. Она больно стукнулась рукой о перила и тут же в сердцах пожалела, что ударилась не головой — своей или чьей-нибудь еще (например, головой Стенхоупа), впрочем, тут подошел бы кто угодно. Появилось желание схватить кого-нибудь (да хоть бы и себя!), поколотить и бросить через перила на землю эту побитую дуру. Всю силу своих чувств она вложила в презрение к себе. (Иногда это полезно, особенно когда рядом мудрый наставник, а вот для одинокой души бывает опасно.) Переполненная этими беспорядочными чувствами, Паулина влетела в комнату бабушки и внезапно увидела, что справедливость вселенной успела побывать и здесь.

Лицо в окне! В первый момент Паулина решила, что это ее лицо. Сквозь двойную ограду презрения и раздражения ухитрилась пробиться ее навязчивая идея. Она идет, она пришла, она здесь. Дух Паулины мигом ослаб, ей даже пришлось присесть на удачно подвернувшийся стул. Тогда ее сознание метнулось к силе другого знания. Она вскочила, стыдясь своего предательства и не стыдясь раскаяния и зависимости. Она всей душой поверила, что Питер Стенхоуп взял ее страх на себя, теперь он был наедине с ним, но страх был ему подвластен. Он просто поместил его среди листьев своего вечного леса и превратил в прекрасные стихи. А она, какие бы чувства ее ни обуревали, была Периэлью, она была наименьшим из того, что он создал заново, ессе, omnia nova facio.[25] Она была строкой его стихов, и кроме этого — ибо мысль о нем требовала высокого романтического самоотречения, — она была самой собой, свободной и смелой. Она была собой, потому что встретилась с собой. Она ступила вперед — легко, почти с радостью. Но превращения еще не кончились.

Глядя в окно, она услышала, как бабушка заговорила. Слои реальности дрогнули и сместились. Теперь все трое находились у обрыва. Скала была в них, а они в ней. В Маргарет Анструзер она начала гасить силу умственной любви, обращая ее в Любовь Настоящую. По крайней мере, мертвец воспринимал это как любовь, которой он страстно и неосознанно желал. Эти святость и счастье были всем, что имел в виду Господь: любовь и сила. Впервые мертвец поверил, что чьи-то любовь и сила подчинили себя его нуждам, он может воспользоваться ими. Эти глаза и голос открыли ему близкий выбор: прежняя жизнь, Свет или новая смерть. Прежнего покоя больше не будет. И тут старая леди сказала:

— Выбор уже сделан. Ищи.

Паулина шагнула вперед, и лицо в окне исчезло. Она облегченно вздохнула: не было там никакого лица, просто игра света. Она повернулась к бабушке и увидела, что та лежит совсем неподвижно, глаза устремлены в окно, будто она все еще что-то видит там. Однако, несмотря на спокойную позу, она вовсе не бездействовала. В ее взгляде и голосе Паулина различала сильное чувство, но слов не могла разобрать. Она опустилась на колени у кресла, и впервые за всю ее юную рассеянную жизнь вся накопленная ею жизненная энергия выплеснулась в живую силу любви. Она стремительно преодолела путь, указанный ее наставником. Почти его же словами она воскликнула:

— Позволь мне что-нибудь сделать, позволь мне понести это. Родная, позволь мне помочь!

Маргарет тихонько сжала ее руку, но глаза ее все еще смотрели в окно.

Тишина плотным покровом накрыла это странное место на Холме. Три призрака были заперты в живом камне из видения Маргарет. В комнате резко похолодало. Паулина решила, что погода вдруг изменилась, и включила электрический камин. Она боялась, что бабушке может повредить этот неожиданный холод. Так она пыталась передать свои новые ощущения, и главное среди них — благодарность. Но Маргарет узнала дыхание ледяной горы, узнала разреженный воздух горних высот и поняла, что ее надежды сбываются. Она должна и может войти в этот преображающий холод. Мертвец тоже его ощутил и вновь сделал попытку заговорить, выразить благодарность, обожание, сказать, что он будет ждать и искать Свет. И снова у него получился только тихий стон, но это был стон благого намерения и первых слабых признаков смирения и любви. В нем прозвучали все его прошлые попытки стать лучше, добрее. Он думал, что от них давно и следа не осталось, но оказалось, что их опыт по-прежнему с ним.

Его тихий стон привел к неожиданным последствиям. Ему ответил другой, намного более мощный звук. Застонала сама тишина, окутавшая Холм. Призрачная гора, на которой стояли все трое, содрогнулась, содрогнулся весь Баттл-Хилл. Зазвенел фарфор в комнате, сдвинулись бумаги на столе, упала со стены маленькая репродукция. Паулина выпрямилась и застыла. Маргарет закрыла глаза и откинулась на подушку. Мертвец подался от окна, вернулся с границы миров в свой слой бытия, где тоже что-то страдало и вот-вот готово было обрести свободу. Стон, порожденный остатками сил, вызвал к жизни новые силы.


Еще от автора Чарльз Уолтер Стансби Уильямс
Место льва

Неведомые силы пытаются изменить мир в романе «Место льва». Земная твердь становится зыбью, бабочка способна убить, птеродактиль вламывается в обычный английский дом, а Лев, Феникс, Орел и Змея снова вступают в борьбу Начал. Человек должен найти место в этой схватке архетипов и определиться, на чьей стороне он будет постигать тайники своей души.


Тени восторга

В романе «Тени восторга» начинается война цивилизаций. Грядет новая эра. Африканские колдуны бросают вызов прагматичной Европе, а великий маг призывает человечество сменить приоритеты, взамен обещая бессмертие…


Старшие Арканы

Сюжет романа построен на основе великой загадки — колоды карт Таро. Чарльз Вильямс, посвященный розенкрейцер, дает свое, неожиданное толкование загадочным образам Старших Арканов.


Война в небесах

Это — Чарльз Уильямc. Друг Джона Рональда Руэла Толкина и Клайва Льюиса.Человек, который стал для английской школы «черной мистики» автором столь же знаковым, каким был Густав Майринк для «мистики» германской. Ужас в произведениях Уильямса — не декоративная деталь повествования, но — подлинная, истинная суть бытия людей, напрямую связанных с запредельными, таинственными Силами, таящимися за гранью нашего понимания.Это — Чарльз Уильямc. Человек, коему многое было открыто в изощренных таинствах высокого оккультизма.


Канун Дня Всех Святых

Это — Чарльз Уильяме Друг Джона Рональда Руэла Толкина и Клайва Льюиса.Человек, который стал для английской школы «черной мистики» автором столь же знаковым, каким был Густав Майринк для «мистики» германской.Ужас в произведениях Уильямса — не декоративная деталь повествования, но — подлинная, истинная суть бытия людей, напрямую связанных с запредельными, таинственными Силами, таящимися за гранью нашего понимания.Это — Чарльз Уильяме Человек, коему многое было открыто в изощренных таинствах высокого оккультизма.


Иные миры

Это — Чарльз Уильямc. Друг Джона Рональда Руэла Толкина и Клайва Льюиса.Человек, который стал для английской школы «черной мистики» автором столь же знаковым, каким был Густав Майринк для «мистики» германской. Ужас в произведениях Уильямса — не декоративная деталь повествования, но — подлинная, истинная суть бытия людей, напрямую связанных с запредельными, таинственными Силами, таящимися за гранью нашего понимания.Это — Чарльз Уильямc. Человек, коему многое было открыто в изощренных таинствах высокого оккультизма.