Сосердцание (сборник) - [8]

Печально глядя в окно.

Ушёл… Теперь навсегда…

Ни петь, ни греть, ни мечтать.

Горит над нами звезда.

Зачем? Не нам это знать…

Со смертью

Акростих

Памяти Осипа Мандельштама

Тает снег, как вчерашние чувства,

А в табачном дыму мутный день,

Как слеза на щеке Златоуста,

Ускользает негаданно в тень.

Мнилась вечность снегам и сугробам,

И никто даже вспомнить не мог

Речки той на лугу желтолобом,

А теперь она вьётся у ног

Юркой змейкой несмелой и чистой…

Тает снег золотой и пушистый.

«Так уж случилось на свете…»

Так уж случилось на свете –

Когда-нибудь всё исчезнет.

По струнам гуляет ветер,

Чтобы продолжить песню.

Так уж устроена память.

Исчезнет, но будет сниться.

А ветер шумит над нами,

Чтобы потом спуститься.

Так уж задумано просто,

И нет тут сакральных смыслов.

И ветер несется к звездам,

И цифры врастают в числа.

Так мы и будем быть может,

Как звезды гореть над бездной.

И ветер родился тоже,

Чтоб навсегда исчезнуть.

«Забыть и запомнить…»

Забыть и запомнить.

Сдержаться и плакать.

Помедленней, кони –

Окончен спектакль!

Кто мчался навстречу,

Теперь провожает.

И шепчутся свечи:

«Так в жизни бывает.»

«Утро туманное, тучки небесные…»

Утро туманное, тучки небесные –

Не плохо, но… «вон из рук».

Тает онлайн суета бесполезная,

Старый и новый look.

Мы теперь разные, мы теперь клёвые –

Читаем Esquire и Forbes.

Видишь: на пальце колечко Садовое,

А в минивэне мопс.

Твиттер нас выжмет и забальзамирует –

В остатке сухом – слова.

Может пройду, словно в песне, «полмира я»,

Но что-то пойму – едва…

Истина в том, что останется дерево,

Сын, пару строк и дом.

Сколько нам выпадет, сколько отмерено

Станет дождём потом…

Утро туманное, облако веером

И горизонта нить.

Всё будет так, как мы сами отмерили.

С этим и будем жить.

«Так и идём мы, себя не помня…»

Так и идём мы, себя не помня.

Косячим, сжигаем мосты и плачем…

Словно в огне не горим и в воде не тонем.

Словно бы смерть ничего не значит.

Так и бежим мы стремглав из детства

Взрослеем, заводим детей, тупеем.

Словно бы все мы из разного теста.

Словно везде мы еще успеем.

Так и уходит вся жизнь, как в бездну.

Припомнишь – куда она вдруг исчезла?!

Вряд ли когда-нибудь я воскресну.

Да и тебе не к лицу твой жезл.

На краю

Памяти Владислава Ходасевича

Я поднимал глаза в свет!

Скипетр мой ломал ветер.

Пальцы рекой текли в «нет»

(Нет ни за что – на том свете).

Тени бросали мне свой крест.

Я их ловил рукой, с потом,

Но не хватало в горсти мест,

И смерть сводила со мной счёты.

В смерти рождалась моя жизнь,

Сдавленный крик сжимал горло,

Но из Елабуги пел ввысь

Так мне знакомый, родной голос.

Чья голова из плеч тех,

К чьим обращают моё имя?

…В яблоках глаз парит стерх…

Птицы летят, мне туда – с ними…

С музыкой

«Земля всё стерпит: и лёд и пламень…»

Земля всё стерпит: и лёд и пламень,

Мерзавцев, праведников, святош.

В сухом остатке – одна лишь память.

И ложь из памяти не сотрёшь…

«И вот мы идём – неподвластны эпитетам…»

И вот мы идём – неподвластны эпитетам.

У совести выклянчили сатисфакцию.

Построили храм, чтобы Бог поселился там,

И сделали временную ему регистрацию.

А Бог всё молчит, Гудвин скрылся за облаком,

Тотошка стал блогером и поистратился.

И всё, во что верили катится по боку,

И всюду бардак, а мы чатимся, чатимся.

Уходим – о нас ничего не припомнится.

Не выудишь рыбу мечты, хоть обгуглишься.

Никто ни о ком больше не беспокоится.

И жизнь как абсурдная песня Кустурицы.

И вот мы идём – фарисеи и мытари.

Иных уже нет, те далече и с визами.

И если предложат распять Бога в Твиттере,

Ответы не станут для многих сюрпризами…

Палата № 6

Ночь. Обезображенные лики.

Сон. Свечи. Сигареты. Зеркала.

Всё растворяется, как ветреные крики,

В мозаике разбитого стекла.

Цепляясь, обволакивая, внемля,

Ночь, словно воск расплавленной свечи,

Стекает на согревшуюся землю,

Протягивая странные ключи

От трёх дверей, которые не сыщешь

В бездонной бездне эмбриона дня.

И в темноте ты, содрогаясь, тычешь

Ключами в окна, в стены…

и в меня…

1991

«Песни смолкли, пыль да туман рассеялись…»

Песни смолкли, пыль да туман рассеялись.

Где я теперь и кто я теперь – вопрос.

Прежде предпочитал я Baileys.

Ну, а теперь, увы, ничего всерьёз.

В голове давно опустела кафедра,

«Гаудеамус игитус» отзвучал.

Дни уже как кадры летят цейтрафера.

Память летит к началу моих начал.

В этом месте с места уже не двинешься.

У туземцев не очень в ходу wi-fi.

И при всём желании не зачекинишься.

И похоже, что это, увы, не рай.

Песни смолкнут… Отряд не заметит выскочки.

Много в жизни этой смешных потерь.

Вот и утро. Наше вам, что-ли, с кисточкой!

Вдохновенье моё – на ловца и зверь!

Adagio

Снова осень – высшая математика.

Сага неба загадочней всех историй.

Бригантины смотрят глазами Хатико,

Отражаясь в бескрайнем, холодном море.

Вот и осень! Строчки дождей молитвами

Снова станут, припомнив Отца и Сына.

Мир такой же прекрасный и неожиданный,

Как и будет, когда я его покину.

Только осень – ответ твоего молчания.

Тень печали в зелёных лучах улыбки.

Расставания лечатся расстояньями,

А ошибка, увы, лишь другой ошибкой.

Просто осень… Шуршащая нумизматика –

Ворох листьев достоинством в сотню песен.

Спотыкаюсь – хромает моя грамматика.

И колдую над строчками, словно Мессинг.

Это осень… Тихая и печальная.

Каждый хочет услышать её признания.