Соседки - [48]

И в тот же день Хома убыл за море. Он сошел на берег в огромном портовом городе, от которого до заветной Упсалы было еще далеко, как до луны. И он, за отсутствием средств, добирался до Упсалы автостопом. Подрабатывал по дороге чем придется. Но уже через неделю оказался он в городке, где и вправду жили, как ему показалось, одни студенты. И стал искать Наталочку. Да как ее найдешь? Только бросится за какой-нибудь девушкой с гладкими золотыми волосами, как окажется, что это вовсе и не Наталочка, а какая-нибудь насмешница, которая давай смеяться над ним, как над клоуном, – никто его не ругал, ибо Хома, как мы уже говорили, был парень видный, хотя и исхудал от переживаний и нехитрая его одежонка в дороге порядком поистрепалась. Некоторые из них даже предлагали ему познакомиться, но он избегал девушек, как огня, и все искал свою Наталочку и надеялся, что та навестит его во сне и расскажет ему, где ее найти. Но дни шли за днями, уже и белый саван снегаj прочно улегся вокруг Упсалы, а Наталочки все не было. И устроился Хома работать в булочную, и наловчился выпекать большие ароматные хлеба да и по-шведски научился лопотать, ибо оказалось, что судьба занесла его в Швецию. А дочь булочника, сама как сдобная булка, положила глаз на Хому и ну того охмурять. То погладит, то поцелует, а то в комнату свою позовет и начнет перед ним красоваться в чем мать родила, прикрываясь разве что фиговым листком. А Ингрид, так ее звали, и вправду была собой недурна и была в общем-то девушкой доброй и ласковой. И только когда видела Хому, то кровь, видать, начинала бурлить в ее северном теле и она прямо с ума сходила, так ей хотелось выйти замуж за заезжего казака. Но кто может ее за это упрекнуть? Да и старый булочник уже стал поглядывать на статного и расторопного работника своего как на зятя и даже обещал справить тому бумаги, ибо виза его давно уже закончилась. Но Хома все держался, держался, как крепость, в которой давно уже закончилась вода и припасы и которая держится скорее верой, чем силой. А Ингрид что-то поняла и стала дуться на Хому, которого ей не удалось обольстить. То посмотрит на него грозно, а то приласкается, как котенок. И только просит ее поцеловать. Только поцеловать. Но Хома наш знал, что стоит ему исполнить ее желание, и любовный туман отравит его и он забудет свою Наталочку и то, для чего он приехал в эту страну. И так было ему горько и обидно, что он часами бродил по городу, якобы в поисках Наталочки, а на самом деле от отчаяния и даже не замечал, как по пятам за ним следуют два хорошо откормленных господинчика в штатском. А господинчикам-то было приказано кем-то из дворца вышвырнуть его из королевства, но только тихо, чтобы Наталочка не узнала, но те все не могли улучить подходящий момент. А тут накатилось Рождество, и в витринах виднелись только елочные игрушки, и молодежь швыряла друг в друга снежками.

Однажды ночью Хоме приснилось, что он спит в постели возле дочки булочника, Ингрид. Он в ужасе проснулся, и оказалось, что она и вправду находится возле него, но только не лежит, а сидит в ночной сорочке и гладит его по голове, как ребенка, и нежно целует его, и плачет, и говорит, что его любит. И что они будут жить весело и беспечно, и тятенька подарит им не только булочную, но и кондитерский цех, и она родит ему множество красивых, светловолосых девочек с голубыми глазами – таких, как она сама, и рыжих, крепких мальчишек – таких, как он. Но только условие ему поставила такое – ответ до полудня, а то из дому вон.

– Душу ты мне измучил, – говорит. – У меня вон сколько женихов было, всех разогнала, одного тебя люблю, а ты, когда на меня смотришь, в глазах у тебя черный лед. Ну что ты за человек? Неужели я не мила тебе?

– Да нет, Ингридушка! – вскричал наш Хома. – Ты, как сестра мне, как мать, ну как же ты не понимаешь, что сердце мое навек отдано другой девушке. Я люблю тебя… как сестру.

А у той от его признания слезы градом. И кто это говорит, что шведы – это северный, холодный как лед народ? И давай к нему прижиматься-обниматься. Сестра, да не та. А Хома ведь парень молодой, кровь вскипела у него в жилах, как пунш, и он уже было подумал: «Наталочка, потому что она принцесса, видно, и знать меня не хочет. Для чего ей какой-то подмастерье? Упущу Ингрид, и счастья мне тогда не видать… За что я ее обижаю, если она меня любит такого, каким я есть?». И поцеловал он Ингрид в губы, а та – его, и мир вокруг них на мгновение перестал существовать, но тут в голове у Хомы зазвучал укоризненный голос Наталочки: «Это так ты меня любишь? Это так ты меня ищешь? Это так ты, такой-сякой, хранишь мне верность?».

– Наталочка! – к ужасу Ингрид, вскричал Хома, голова которого закружилась от переживаний.

И он выскочил на улицу и прожогом понесся по ней в надежде, что Наталочка где-то рядом, и вдруг наткнулся на небольшой домик под опрятной черепицей и увидел, что из окна на него смотрит Наталочка и машет ему рукой. Сиганул наш бедолашный подмастерье во двор, вскочил на крыльцо, но дверь ему никто не открыл, а два огромных пса выскочили из-за угла и молча вскочили на крыльцо. Они не сводили злобных глаз своих с Хомы, и тот подумал, что русалка все-таки его не любит и хочет свести его с ума или отправить на тот свет. Но в голове у него снова зазвучал ее нежный голосок: «Ну почему в тебе столько неверия? Разве я не доказала тебе свою любовь? Разве мы с тобой не единое целое? Разве я не катала тебя среди звезд? Ну неужели ты и до сих пор не понял, что не имеет никакого значения, рядом я с тобой или нет? А вот подумай обо мне что-то ласковое, и ты сразу же ощутишь, как и мои мысли ласкают тебя и обнимают тебя».