Соседи. История уничтожения еврейского местечка - [11]
«Оглушающая канонада разбудила 22 июня 1941 года жителей городка Радзилова, Грайевского округа. Огромные клубы пыли и дыма на горизонте, со стороны немецкой границы, которая находилась на расстоянии 20 км от города, свидетельствовали о великих событиях. Молниеносно разошлась весть о начале войны между Советским Союзом и гитлеровской Германией. 800 евреев — жителей города сразу поняли серьезность ситуации, близость кровожадного врага наполняла всех страхом. […]
23-го нескольким евреям удалось убежать из города в Белосток. Остальные еврейские жители города покинули его, убегая в поля и в деревни, чтобы избежать этой первой встречи с кровожадным врагом, преступные намерения которого в отношении евреев были очень хорошо известны. Крестьяне очень плохо относились к евреям. Они не позволили евреям даже войти в свои дворы. В тот же день, когда вошли немцы, крестьяне прогнали евреев, проклиная их и угрожая им. Евреи, оказавшись в безвыходной ситуации, должны были вернуться в свои дома. Соседи-поляки, издеваясь, наблюдали за перепуганными евреями и, показывая на шею, говорили: „Теперь будут резать евреев“. Польское население сразу побраталось с немцами. Они соорудили в честь немецкой армии триумфальную арку, украшенную свастикой, портретом Гитлера и лозунгом „Да здравствует немецкая армия, освободившая нас из-под проклятого ярма жидокоммуны!“. Первым вопросом этих людей было: можно ли убивать евреев? Разумеется, немцы ответили согласием. И сразу за этим они начали преследовать евреев. Начали придумывать разное про евреев и насылать на них немцев. Эти немцы зверски избивали евреев и грабили их имущество, потом награбленное делили среди поляков. Тогда бросили лозунг: „Не продавать никому из евреев никакой еды“. Таким образом, положение евреев еще ухудшилось. Немцы, чтобы окончательно подавить евреев, отобрали у них коров и отдали полякам. Тогда же стало известно, что польские бандиты убили еврейскую девушку, отпилив ей голову, а тело ногами спихнули в трясину. […]
24-го немцы издали приказ, чтобы все мужчины собрались около синагоги. Сразу стало понятно, с какой целью. Евреи начали убегать из города, но поляки следили за всеми дорогами и силой возвращали убегавших. Только немногим удалось убежать, в том числе мне и моему отцу. В то же время в городе немецкие солдаты давали уроки „деликатности“ по отношению к евреям. „Уроки“ проходили в присутствии множества собранных там поляков.
Солдаты приказали собравшимся евреям вынести из синагоги и школы святые книги и Торы и сжечь их. Евреи не послушались этого приказа, тогда немцы приказали развернуть Торы, облить бензином и подожгли их. Вокруг этого огромного пылающего костра они заставили евреев петь и танцевать. Около танцующих собралась разъяренная толпа, не жалевшая танцующим тумаков. Когда святые книги догорели, евреев запрягли в телеги, сами сели на телеги и начали погонять, немилосердно избивая евреев. Евреи вынуждены были их тащить по всем улицам. Крики боли ежеминутно раздавались в воздухе. И в то же время разносились довольные вопли сидевших на телегах польских и немецких садистов. Поляки и немцы долго измывались над евреями, пока те не оказались загнаны на берег болотистой речки рядом с городком. Там евреев заставили раздеться донага и войти по шею в болото. Старики и больные, которые не могли выполнить этих зверских приказов, были избиты и брошены в более глубокое болото.
[…] С этого дня началась страшная вереница мук и страданий евреев. Главными мучителями были поляки, которые зверски избивали мужчин, женщин или детей, невзирая на возраст. Они также насылали немцев при любой возможности, всячески клеветали. Так, например, 26 июня 1941 г., в пятницу вечером, они прислали группу немецких солдат к нам в дом. Как дикие звери, разбежались изверги по квартире, ища и переворачивая все, что только могли найти. Что имело хоть какую-то ценность, они забирали, грузя все на фуры, ожидавшие перед домом. Их распирала радость. Домашнюю утварь они бросали на землю, давя сапогами, продукты разбрасывали и поливали керосином.
Вместе с немцами были также и поляки, которыми верховодил Дзеконьский Хенрик, который и позже отличался варварством. Он с еще большей дикостью все уничтожал: крушил люстры, шкафы и столы. Когда они все разгромили, то стали бить моего отца. Убежать было нельзя, поскольку дом был окружен солдатами. […]
Мучительней, чем раны и переживания этого вечера, было сознание того, что наше положение намного тяжелее из-за того, что польское население заняло враждебную позицию по отношению к евреям. Они становились все более активными и смелыми в преследованиях.
На следующий день утром к нам пришел сионистский проповедник и деятель Вольф Шлепен [?] и другие почтенные горожане, и все напрасно старались нас утешить, никакого выхода из этой ситуации найти было нельзя. Политические новости были очень угнетающими… Несмотря на то что мы были убеждены в поражении немцев, мы видели, что война еще продлится долго. Кто сможет это пережить? Евреи были как беззащитная овечка среди стаи волков. Ощущалось, витало в воздухе, что польское население собирается устроить погром. Поэтому мы все решили, чтобы мама пошла ходатайствовать к городскому ксендзу Долеговскому Александру — который был нашим хорошим знакомым, — чтобы он как духовный лидер потребовал от своих верующих не принимать участия в преследованиях евреев. Но как же велико было наше разочарование, когда ксендз гневно ответил: „Нет никаких сомнений, все евреи от самого младшего до шестидесятилетнего коммунисты и нет никакого смысла их защищать“. Мама пробовала его убедить, что его позиция неверна, что если кто-то заслужил кару, то, может быть, единицы, а в чем провинились маленькие дети и женщины? Она взывала к его совести, чтобы он смилостивился и удержал темную толпу, способную совершить страшные вещи, которые наверняка в будущем будут позором польского народа, поскольку политическая ситуация не всегда будет такая, как сегодня. Но его преступное сердце не смягчилось, и он напоследок заявил, что не может сказать в защиту евреев ни одного доброго слова, поскольку его верующие забросают его грязью. Такие же ответы были получены от всех почитаемых в городе горожан-христиан, к которым пошли ходатайствовать по этому делу.
