Сорок тысяч жизней Чарльза Форта - [3]

Даже если бы Форт в своей жизни проделал только эту работу, только этот титанический труд, то и тогда его бы запомнили потомки. Но для него это было слишком мало. И однажды он начал все заново. Ему пришло в голову, что собранные им данные — это всего лишь коллекция маньяка, никчемный труд. Он отказался от этого труда, бросив все 25 000 карточек и газетных вырезок в камин. Этого поступка Теодор Драйзер не мог простить ему до конца своих дней.

Восемь следующих лет Чарльз Форт изучал все науки и искусства, таким своеобразным способом совершив путешествие назад во времени и пространстве. Он начал не просто с начала, но с азов, и это сослужило ему добрую службу. Однажды он написал, что его настигло удивление — как можно ограничиться только одной работой, как можно удовлетвориться одним делом, неважно, каким — став писателем либо главой стального треста, портным либо губернатором, либо уборщиком улиц. Он решил создать произведение новое и революционное, охватывающее многие отрасли знания — и нельзя сказать, что он в этом не преуспел.

Как мы уже говорили, Чарльз Гой Форт жил отшельником. Правда, он был женат, и жена его — Анна — часто жаловалась, что ее Чарли (ах, как он не любил это «Чарли»!) необщителен. Она-то была в курсе всех дел всех соседей в округе, любила ходить в кино, и довольно часто вытаскивала с собой мужа, нимало не заботясь о том, что ему это неприятно. Она вела дом и готовила, проявляя при этом сноровку и какое-никакое воображение. Но она даже и не подумала поинтересоваться тем, чем занимался ее муж. Из четырех написанных им книг она не прочла ни одной, и единственное, что может служить оправданием — она не прочитала ни одной книги вообще. Странно, что такой эрудит и интеллектуал как Форт связал с ней свою жизнь.

В доме он принимал охотно и часто только двоих людей — писателя Теодора Драйзера, который бесконечно им восхищался и считал его «самой крупной литературной фигурой после Эдгара По», и свою приятельницу Тиффани Тэйр. К числу его друзей принадлежал и Дональд Вулхайм. А вот корреспондентов у него было очень много, и с выходом каждой последующей книги их число росло. Жил он в небольшой квартирке в Бронксе, где на стенах висели в рамках чучела гигантских пауков-птицеядов, многочисленные фотографии (скажем, фотография градины размером с бейсбольный мяч) — которые стали присылать ему многочисленные поклонники после выхода первой его книги, и под стеклом образец какого-то странного вещества, выпавшего с неба в одном из штатов. В остальном его квартира была вполне обычной, и по воспоминаниям его друзей более всего походила на те квартиры, которые в ремарках к театральной пьесе авторы определяют как «захудалое благородство». Он угощал их за круглым обеденным столом пахучими сырами, домашним вином, ржаным хлебом и виноградом. С ними он мог беседовать ночи напролет.

Впрочем, мы забежали вперед. Книги еще нет, даже первой. Есть только идея совершить нечто невозможное, и со свойственным ему упорством и терпением Чарльз Форт принимается за новый труд.

На сей раз он поставил перед собой задачу осознать все сущее, как единую систему. Он создал для облегчения этой гигантской работы свою собственную систему стенографии, и разбил огромную массу данных на 1300 разделов под такими странными и неожиданными заголовками, как «Предложение и спрос», «Насыщение», «Метаболизм», «Равновесие», «Гармония» и сотни других.

На крохотных аккуратных карточках он написал карандашом сорок тысяч заметок! Это был только промежуточный этап его работы. Ему приходится заново искать все отброшенные некогда факты, восстанавливать то, что было уничтожено несколькими годами раньше, но он никогда не жалел об этом — во всяком случае, вслух. Более того, теперь он еще старался проверять каждый из этих фактов. Он подчинил свою затею строгому плану, охватывавшему астрономию и химию, физику и биологию, социологию и магнетизм. Он больше не собирал диковинные коллекции — он решал загадку миров.

Такая напряженная работа не могла не сказаться на его здоровье. Он стал уставать все сильнее и сильнее, зрение его слабело, пока наконец не приблизилось к той опасной черте, за которой ждала полная слепота. Он остановился на долгое время; много месяцев размышлял и отдыхал, питаясь при этом только ситным хлебом и сыром. Впоследствии он утверждал, что простая пища его вылечила.

Возможно, спорить не берусь. Но все же мне представляется, что человек с такой силой воли и с таким терпением мог выздороветь и потому, что так было необходимо, чтобы продолжать работу. Просто начать видеть, как некогда — начать писать с чистого листа, перешагнув через все, что было когда-то, но осталось в его прошлом. Я думаю, Чарльз Форт обладал редким умением жить, не таща на себе груз прошедших лет. Многие философы и мыслители достигают этого умения после долгих лет бесконечного и кропотливого труда над собой, а Чарльзу Форту оно было дано свыше. Впрочем, его современники и последователи считали, что он сам — как явление — был дан свыше, потому что время пришло. Что ж, очень может быть.