Сорок правил любви - [12]

Дело в том, что несколькими днями раньше соседи пожаловались на меня родителям, что я, мол, странно себя веду и пугаю их детей.

— Я не понимаю тебя. Почему ты не можешь согласиться с тем, что ты похож на своих родителей? — спросил отец. — Все дети похожи на своих отцов и матерей. И ты тоже.

Тогда я понял, что, несмотря на свою любовь к родителям и их любовь ко мне, мы совсем разные.

— Отец, я из другого яйца, нежели твои остальные дети. Представь, что я утка, выкормленная курицей. Я не домашняя птица, которой предстоит всю жизнь провести в одном курятнике. Тебя вода пугает, а в меня она вселяет силы. В отличие от тебя я умею и буду плавать. Мой дом — океан. Если ты со мной, поплывем вместе. Если нет, перестань мне мешать и оставайся в своем курятнике.

У отца округлились глаза, потом он сощурился, как бы отстраняясь от меня.

— Если ты уже теперь так говоришь со своим отцом, — произнес он печально, — как же ты будешь говорить с врагами, когда вырастешь?

К огорчению родителей, видения не исчезали по мере того, как я взрослел. Наоборот, они посещали меня все чаще, и они становились все более впечатляющими. Я понимал, что мать с отцом страдают, и чувствовал себя виноватым, однако понятия не имел, как прекратить видения. Но даже если бы знал, вряд ли сделал бы это. Ну а потом я навсегда покинул родной дом. С тех пор «Шамс» стал самым сладким, самым приятным, самым милым словом в моем языке. Три запаха остались как напоминание о детстве: запах срубленного дерева, запах макового хлеба и запах легкого скрипучего снега.

С тех пор я странствующий дервиш, никогда не сплю чаще одной ночи в одном месте, никогда не ем дважды из одной миски и каждый день вижу вокруг себя разные лица. Когда я голоден, то зарабатываю несколько монет, толкуя людям их сны. Вот так я и брожу на Востоке и на Западе в поисках Бога. Я ищу настоящую жизнь, которая стоит того, чтобы жить, и ищу то знание, которое стоит того, чтобы его знать. И нигде не пускаю корни, иду куда хочу.

Во время своих путешествий я исходил множество дорог, от всем известных торговых путей до заброшенных троп, на которых много дней можно не встретить ни души. От побережья Черного моря до городов Персии, от необозримых азиатских степей до аравийских песчаных дюн. Я бродил по густым лесам, зеленым равнинам и пустошам; бывал в караван-сараях и на постоялых дворах; беседовал с учеными в старых библиотеках; слушал учителей, учивших малых детей в мактабах[9]; принимал участие в дискуссиях о тафсир[10] со студентами медресе; посещал храмы, монастыри и святилища; медитировал с отшельниками в их пещерах; совершал ритуалы зикр[11] с дервишами; голодал с мудрецами и обедал с еретиками; плясал с шаманами при полной луне. Я узнал людей всех вер, возрастов и занятий; я наблюдал несчастья и чудеса.

Я видел нищие деревни, черные, сожженные поля и разграбленные города, по которым бежали красные реки и в которых не осталось в живых ни одного мужчины или подростка старше десяти лет. Я видел самое худшее и самое лучшее. И меня больше ничто не удивляет.

Пройдя через все эти испытания, я решился написать то, чего нет ни в одной книге, потому что это родилось в моей душе. Это некий список, который я назвал «Основные принципы странствующих мистиков-мусульман». Для меня он стал универсальным, надежным и неизменным, как законы природы. Все эти принципы представляют собой «Сорок правил религии любви», которые могут претворяться в жизнь единственно посредством любви. Одно из этих правил гласит: «Дорога к Истине — это труд сердца, а не головы. Пусть твое сердце станет твоим главным путеводителем! Но не голова. Сходись, соперничай и побеждай нафс сердцем. Познай свое истинное „я“, и ты познаешь Бога».

Мне потребовались годы, чтобы уточнить эти правила. И когда я сделал это, то понял, что близок к завершающему этапу своей жизни. Однако печалила меня не смерть, потому что я не видел в ней конец всего, — печалило то, что я не оставлю наследства. У меня в душе скопилось много такого, что я хотел бы рассказать. Свои знания и мысли я мечтал передать другому человеку, но не учителю и не ученику. Я искал равного себе — собеседника.

— Боже, — шептал я в своей темной сырой комнате, — всю свою жизнь я странствовал по свету Твоей тропой. Любого человека я читал как открытую книгу, как живой Коран. Я жил не в башне из слоновой кости, подобно многим ученым мужам, я предпочитал проводить время с людьми — с изгоями, беженцами и изгнанниками. Больше нет сил терпеть. Помоги мне передать Твою мудрость правильному человеку. И тогда делай со мной что пожелаешь.

И вдруг в комнате стало светло как днем. Показалось, воздух посвежел, будто кто-то распахнул все окна, а порыв ветра принес аромат лилий и жасмина из дальних садов.

— Иди в Багдад, — услышал я голос моего ангела-хранителя.

— Что будет в Багдаде? — спросил я.

— Ты молился о собеседнике, и тебе будет дан собеседник. В Багдаде ты встретишь учителя, и он укажет тебе правильное направление.

Из глаз у меня потекли слезы благодарности. Теперь я знал, что человек из моих видений не кто иной, как мой будущий собеседник, мой духовный брат. Рано или поздно нам предназначено встретиться. И когда это произойдет, я узнаю, почему его добрые карие глаза всегда печальны, и узнаю, почему меня убьют весенней ночью.