Сорок дней спустя - [5]

Сергей Борисович Демьянов, майор в отставке, по-прежнему был фактическим начальником убежища и всю ответственность нес на своих плечах. Бывшему генералу МЧС Прохорову, за которым закрепилась должность (или титул?) коменданта, осталось только подписывание бумажек… Да тот и не жаловался. Организатором он был никаким, а за эти полтора месяца пропил и последние мозги. Поэтому его вполне устраивали вечера в подземном «кабинете» в компании с бутылкой. Его терпели — он представлял собой осколок государственной системы, а значит, мог пригодиться, если эта система еще жива и разыщет убежище. Хотя в это верилось все меньше, поэтому полезность генерала все чаще оказывалась под вопросом.

Короче, все было по-прежнему. Немного изменились только люди, их отношение к происходящему. То, что вначале казалось катастрофой, стало рутиной. Человек — упрямая скотина и в любой ситуации пытается убедить себя, что все нормально. Вот и люди притерпелись, хоть вначале считали, что после таких событий их жизнь никогда не войдет в колею. Но поди ж ты… Про панику и истерику давно забыли. Когда жизнь действительно схватит за жабры, не будешь рвать на себе волосы и посыпать пеплом плешь. На это у организма не останется энергии.

А положение их было «привычно критическим». Демьянов вспомнил, как пять дней назад бывший инженер водоканала, а ныне зам по водоснабжению с кислой миной доложил на собрании, что без капремонта скважина протянет от силы четыре месяца при самом шикарном стечении обстоятельств. Мол, какие-то уроды хорошо погрели руки при строительстве убежища, поставив на него водозаборное оборудование, наполовину выработавшее свой ресурс. И неизвестно, какой из узлов откажет раньше — насос или аппарат обеззараживания и фильтрации. А если один из них накроется, своими силами поломку не исправить. Естественно, четыре месяца — это условный срок. Случиться это могло хоть завтра.

В ответ на закономерный вопрос коменданта «Как быть в таком случае?» Демьянов выдал дежурное: когда припрет, они стройными колоннами отправятся на постоянное проживание в деревню N.

Уточнять детали он не стал. И никто, слава богу, не стал выпытывать: кто их там ждет? Как они перевезут людей, продукты, где будут брать банальный уголь с дровами для печного отопления? Где брать воду, как очищать ее? Наверно, каждый понимал, что ответа нет.

Майор был спокоен как скала. Се ля ви. Четыре месяца, значит, четыре. Для него этот срок казался таким же невообразимым, как миллион лет.

Эти дни выдались бедными на события. «И слава богу, — думал Демьянов, — хороших новостей ждать неоткуда». Происшествий было мало, и ни одно из них не выходило за рамки все той же рутины. За последнюю неделю умерли девять человек, в том числе один от лучевой болезни. Трое родились. Ни плохое питание матерей, ни врачи, привыкшие философски относиться к смерти, не смогли этим троим помешать.

Когда все начиналось, Сергей Борисович не думал, что проблема нежелательных беременностей принесет много хлопот, учитывая совокупный эффект облучения, дефицита витамина D, гиподинамии и плохого питания. Но две трети укрываемых находились на пике репродуктивного возраста, причем гораздо больше, чем сохранившихся семей, было пар, стихийно образовавшихся после заселения. Вряд ли людей можно было винить в этом.

Не желая полагаться на хитрый механизм регуляции численности, который якобы отключает инстинкт размножения в неподходящих для того обстоятельствах, Сергей Борисович предпринял меры. В ближайшем будущем этот инстинкт понадобится им, чтоб сохраниться как вид, и на него нельзя будет накладывать ограничения (про аборты придется забыть навсегда). Но пока не время. Не хватало еще превратить убежище в огромный роддом, думал он тогда, и вместе с перевязочными материалами заказал группам снабжения добыть большую партию изделий № 2, а заодно и прочих контрацептивов.

Спрос на них был, но очереди не выстраивались. Не раздавать же презервативы в принудительном порядке? Идею с поголовной вазэктомией Демьянов отверг из-за стопроцентной необратимости. Пусть не сейчас, но рожать еще понадобится.

Если же многие обходились без «средств защиты», то в ближайший месяц следовало ждать наплыва забеременевших в медпункт. Оставалось полагаться только на этот гипотетический механизм.

Потому что времени для досуга у них стало много. Для экономии запаса солярки все реже включался генератор и все чаще объявлялся «темный час», когда коридоры убежища погружались в полный мрак, и никто не рисковал выходить из комнаты даже в туалет напротив. Без надобности старались не включать и электроприборы на батарейках. Последние тоже были не бесконечными, а наверх только ради них мотаться никто не станет. Вылазок не было уже неделю.

Про калориферы и электрообогреватели нечего и говорить. Главную нагревательную установку включали четыре раза в сутки на полчаса, чтоб не дать замерзнуть воде в трубах. И, несмотря на толстый слой грунта над их головами и пять тысяч живых «обогревателей», в убежище установилась температура около семи градусов тепла.

Теперь все и спали в верхней одежде. Из тех девяти четверо умерли от пневмонии. Оставалось только жалеть, что убежища не оснащались автономной системой водяного или парового отопления. Смонтировать котел самостоятельно они сумели бы, если б занялись этим вопросом в первые же дни. Теперь, когда наверху от холода трескался металл, а руки без рукавиц отмораживались за пять минут, об этом можно было забыть. К тому же для котла нужен уголь или мазут. Много. Демьянов в который раз по-матушке вспоминал проектировщиков объекта, не веривших в ядерную зиму.