Сорок дней, сорок ночей - [2]
Под вечер с Игорем идем к лиману. Стаи вспугнутых птиц поднимаются над камышами. Шум от крыльев, словно ветер раскачивает лес. Пахнет гнилью.
«Гыл, гыл, гыл» — проносится туча над головой.
— Уточка-лыска, она скопом летает, — говорит Игорь. — Дичи здесь о-го-го! Охотился. Я ведь керченский.
Под ногами что-то трещит. Игорь нагибается, поднимает красновато-желтый черепок.
— Обломок амфоры… Вот это да! Видишь, клеймо гончара-мастера.
Бережно, с нежностью проводит он пальцами по черепку, будто это не глина, а хрупкая драгоценность.
— Дома у меня такая коллекция была… Терракотовые статуэтки, светильники, лекифы античные.
Я удивлен.
— Эх ты, голова, на этих местах древние города стояли. Государство громадное — Боспорское — со столицей Пантикапеей, это где теперь Керчь.
Игоря нельзя узнать, какой-то ошалелый.
— На раскопках пропадал. За греческий взялся… Страбон… Геродот… Гомер.
— Я сам Гомера люблю.
— Помнишь, из «Одиссеи»?.. К нам как раз подходит:
— Думаешь, и такое может быть?
— Десант через пролив — не прогулка.
Занятия по хирургии продолжаются ежедневно. Квашин проводит их с врачами. Копылова занимается с сестрами и санитарками. Она, оказывается, вояка. На гимнастерке Звездочка — получила за Малую землю.
— Под Новороссийском эта тихоня сделала двести ампутаций, — говорит Конохов.
Вот тебе ни рыба ни мясо, думаю я.
Что ни делаем, все направлено на подготовку к десанту.
Потери в десантах по медстатистике (доклад Квашина) большие — тридцать — сорок процентов людского состава. Скрупулезно просматриваем медицинское имущество: ремонтируем палатки, носилки, укладываем белье, перевязочный материал, проверяем инструментарий, расфасовываем медикаменты.
Раненых нет, за всю неделю первый случай — боец подорвался на мине. Ранение тяжелое, в живот. Копылова будет ассистировать Квашину, я — давать наркоз.
Раненый потерял много крови.
— Сердце выдержит, — выслушав, говорит Квашин.
Мне помогает санитар Петро, губастый, на голове марлевая косынка. Он давно работает в медсанбате, вполне может заменить хорошую сестру. Петро привязывает раненого к столу, держит за руки. Я накладываю маску на бледно-цианотическое лицо. Из черной капельницы — «кап-кап» — падает эфир.
Квашин вскрывает брюшную полость, делает ревизию. Сразу видно — Копылова на своем месте. Без лишних слов знает, где нужна ее помощь. У нее умные, проворные пальцы…
— Так, так, — мурчит Квашин, причмокивая. — Решето…
Кишечник пошматован осколками.
— Резекция!
Удаляет часть желудка и около метра тонкого кишечника.
Я настороженно слежу за пульсом, дыханием. Все идет по всем правилам искусства, как по-латыни говорят, — «lege artis».
Но перед концом операции вдруг нарушается ритм дыхания… Зрачки расширены, не дают никакой реакции на свет.
Петро подталкивает меня в бок, но я сам вижу, что дело неладное.
— Степан Петрович! Зрачки…
Квашин меняется в лице:
— Снять маску… Лобелин…
Ввожу лобелии. Минута, две, три… Дыхание восстанавливается.
Выходим из палатки. Квашин потягивается, закуривает.
— Могли потерять человека.
— Шоковое состояние.
— Нет. Наркоз передозировал…
— Но я давал его по всем правилам…
— Доза определяется не только мерой и весом. Кли-ни-чески!
Неприятно слушать. Ведь я не один раз давал наркоз. Стою и носком сапога сгребаю песок.
— Ладно, без сантиментов. Тут мы все прошляпили, без ошибок не бывает. Смотри, землячок, курган похож на террикон, а?
Показывает пальцем на сопку. Она иссиня-черная, угольная. Это от облака тень так упала. А в полоске солнечного луча, по скату, жаровые отблески, точно внутри сопка раскалена.
— Не хватает только вагонетки, — говорю.
— Из дому что-нибудь получил? — спрашивает Квашин.
— Нет, — уныло мотаю головой.
В медсанбат нагрянул главный хирург армии Тарковский.
Вылез из машины в папахе, как каланча. Пыхтит. Заметил меня:
— Переезжая сваха… Уже здесь? Доволен?
— Так точно, товарищ полковник.
Провели учебный сбор. Выстроились в шеренгу во дворе: врачи, сестры с санитарными сумками, операционными наборами, биксами; санитары со свернутыми носилками на плечах. Тарковский прошел вдоль ряда.
— В десанте тысячи непредвиденных случаев — всего не учтешь. Главное: уметь действовать не только всем вместе, но и отдельными группами, — сказал он.
Потом начал задавать вопросы. У Петра спросил:
— Как остановить кровотечение, если рана у основания нижней конечности?
Ответил четко.
— Противошоковое средство? — это вопрос Игорю.
— Водка… Грелки. Морфий. Жидкость Тарковского.
Тарковский усмехнулся. Кровезамещающая жидкость — это его нововведение, его конек. Игорь смикитил, специально сказал. Хотя лучше в таком случае раненому перелить кровь.
Проверил и меня:
— Каким швом будете ушивать рану грудной клетки?
— Тройным.
Тарковский не обошел вниманием и санитара Ахада. Все рассмеялись, когда Ахад на вопрос, какое снаряжение он возьмет в десант, крикнул:
— Два носилка, один котилка…
Пошли в операционную. Как будто по заказу, привезли раненого. Тоже подорвался — на мине. Покалечены ноги.
Над романом «Привал на Эльбе» П. Елисеев работал двенадцать лет. В основу произведения положены фронтовые и послевоенные события, участником которых являлся и автор романа.
Проза эта насквозь пародийна, но сквозь страницы прорастает что-то новое, ни на что не похожее. Действие происходит в стране, где мучаются собой люди с узнаваемыми доморощенными фамилиями, но границы этой страны надмирны. Мир Рагозина полон осязаемых деталей, битком набит запахами, реален до рези в глазах, но неузнаваем. Полный набор известных мировых сюжетов в наличии, но они прокручиваются на месте, как гайки с сорванной резьбой. Традиционные литценности рассыпаются, превращаются в труху… Это очень озорная проза.
Вернувшись домой после боевых действий в Чечне, наши офицеры и солдаты на вопрос «Как там, на войне?» больше молчат или мрачно отшучиваются, ведь война — всегда боль душевная, физическая, и сражавшиеся с регулярной дудаевской армией, ичкерийскими террористами, боевиками российские воины не хотят травмировать родных своими переживаниями. Чтобы смысл внутренней жизни и боевой работы тех, кто воевал в Чечне, стал понятнее их женам, сестрам, родителям, писатель Виталий Носков назвал свою документальнохудожественную книгу «Спецназ.
К 60-летию Вооруженных Сил СССР. Повесть об авиаторах, мужественно сражавшихся в годы Великой Отечественной войны в Заполярье. Ее автор — участник событий, военком и командир эскадрильи. В книге ярко показаны интернациональная миссия советского народа, дружба советских людей с норвежскими патриотами.
Заложник – это человек, который находится во власти преступников. Сказанное не значит, что он вообще лишен возможности бороться за благополучное разрешение той ситуации, в которой оказался. Напротив, от его поведения зависит многое. Выбор правильной линии поведения требует наличия соответствующих знаний. Таковыми должны обладать потенциальные жертвы террористических актов и захвата помещений.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.