Сорочья усадьба - [59]

Джош вышел из кабины и подошел к кузову. Он принялся вытаскивать из него и бросать на землю какие-то большие, тяжелые куски. Собачий лай перешел в пронзительный визг, они бешено бросались на двери своих клетушек. Закончив разгрузку, Джош выпустил собак, а сам отступил в сторону, и они жадно бросились на мясо, с рычанием вгрызаясь в него. Джош стоял рядом, уперев руку в бок и сгорбившись, словно держал на плечах тяжелый груз. Потом он медленно поднял голову и увидел, что я стою неподалеку. Безрадостно махнул рукой в сторону собак, у меня на глазах рвущих на части и пожирающих мою лошадку. Умирать буду — не забуду довольного выражения на его узеньком лице.

Вот после этого случая я и перестала есть мясо. Всякий раз, глядя на него, я вспоминала Лили и отвратительную сцену, как ее труп скармливают собакам. Она не заслужила этого, как и любое другое животное. С таким же чувством я стала относиться и к таксидермии: она для меня — дань уважения, проявление любви к объекту моей работы, дело, которое возвращает животному его достоинство после смерти, к тому же я всякий раз погребала останки в землю и сажала на могиле дерево. Какая я была идеалистка!

Потом я слышала, как дедушка кричал на Джоша, угрожая уволить его. Сидя в своей узенькой комнатушке, из которой я отказывалась выйти, пока не приехала мама и не уговорила, сказав, что мы немедленно уезжаем, возвращаемся в город. В следующий раз я приехала в Сорочью усадьбу через много лет и с Джошем больше не разговаривала.

Лошади, казалось, удивились, увидев нас, но стояли смирно, жуя морковку, пока мы надевали на них уздечки. Я выбрала себе Джимми, мне показалось, что Чарли для него будет тяжеловат; брат поедет на Блоссоме. Копыта животных были порядком запущены, но, слава богу, подкованы. Я дала себе слово напомнить кому-нибудь из фермерских рабочих, что лошадям надо обязательно почистить и обрезать копыта и перековать; похоже, после смерти дедушки про них совершенно забыли.

Утро было туманное, в детстве я любила такие утра. Я снова представила себя в то время, когда все было проще, когда прогулка верхом казалась столь же естественной, как и пешком. В холодном воздухе от дыхания лошадей над конюшней висел пар; мы с трудом пробрались к ней по тяжелой от росы траве, чтобы быстренько почистить и оседлать животных. К полудню туман рассеется, и день будет прекрасный. Не говоря ни слова, лишь слушая стук копыт по сырой земле и позвякивание удил, мы вывели их из конюшни. На душе у меня было уже не так тревожно, как в последние дни, я ни о чем не думала, кроме предстоящей прогулки, — ни о Хью, ни о Сэме, ни о дедушке, ни о незваных гостях. За эти годы я совсем забыла, насколько благотворно для нас общение с лошадьми.

Как следует почистив животных, убрав грязь и камешки из их копыт, мы оседлали их и отправились по дороге вверх по склону холма. Миновали пустой вольер для собак. Была суббота, но на ферме выходных не бывает, всегда найдется работа. Я представила себе, как Сэм верхом на своей тачке свистит и кричит на собак на непонятном пастушьем языке.

— Господи боже, я совсем забыл, что у меня здесь есть мышцы, — сказал Чарли, встав на стремена и потягиваясь. — Завтра все кости будут болеть.

Я молча кивнула. Мышцы у меня на бедрах тоже явно ослабли, я это почувствовала, когда попыталась управлять лошадью коленями. Руки горели от холода, из носа потекло. Я вытерла его рукавом.

Дорога, извиваясь, шла в гору мимо деревенских домиков из известняка. Семья Джоша жила в самом большом, остальные дома занимали стригали и рабочие. Перед домом Джоша стояли детские велосипеды, но он казался бы необитаемым, если б не дым, вьющийся над трубой.

— Думаю, надо остановиться и поздороваться, — сказал Чарли, разворачивая Блоссома на подъездную дорожку. — Заодно спросим, может, видели, кто рыскал вокруг нашего дома.

— Давай не будем, — отозвалась я. — Я с ними еще не разговаривала, а Сэм сказал, что Джош очень расстраивается насчет фермы. Поговори с ним, конечно, если хочешь, но позже. Сейчас мне бы очень не хотелось.

Чарли не возражал и снова поехал прямо. Поравнявшись с домом, мы заметили в кухонном окне чью-то высокую фигуру с всклокоченными черными волосами на голове. Кто-то смотрел, как мы проезжаем мимо. Чарли помахал свободной рукой, рот до ушей, а я просто подняла руку, так, на всякий случай. Джош — а это, конечно, был он — казалось, и бровью не повел. И даже рукой не махнул в ответ, просто повернулся спиной и отошел от окна.

— Может, просто нас не заметил, — сказал Чарли.

— Да брось ты, он прекрасно нас видел, — ответила я.

Проехав еще немного в гору, мы свернули с дороги и выехали на одно из огороженных пастбищ. Чарли пустил Блоссома в карьер, я последовала его примеру, немного беспокоясь, что старина Джимми не сможет за ним угнаться. Но он вытянул уши вперед и мгновенно сорвался с места; мне с трудом удалось удержать его, чтобы он не перешел в галоп. Овцы бросились врассыпную, ветер свистел в ушах и приятно холодил горячие щеки. Чарли с гиканьем мчался вперед. Подъехав к следующей калитке, я тяжело дышала и с трудом заставила Джимми слушаться, но настроение у меня было отличное.