Сорные травы - [8]
– Это врач? – угрожающе спросил у медсестры Бычара.
– Бери выше, – любезно ответил я. – Заведующий этим отделением.
Опустив руку в карман, я незаметно сквозь ткань нащупал Spyderco Civilian – керамбит висел, как обычно, на поясе брюк. Жаль, что до него через застегнутый халат не добраться. А эти громилы явно занервничают, если я им тут стриптиз начну показывать. Ничего, в крайнем случае как-нибудь да достану. Дурь это, конечно, с ножом на короткоствол идти. Но хоть что-то.
– Резать умеешь? – спросил Лысый.
– И не только. В чем дело-то?
Он ткнул пальцем в сторону дивана, стоящего рядом с сестринским постом.
– Если не поможешь, голову прострелю – и тебе, и ей, – он указал на Валентину Матвеевну. Старшая схватилась за сердце и побледнела.
– Будешь угрожать, ни хрена не добьешься, – зло ответил я, направляясь к дивану. На нем явно без сознания лежала эффектно и богато одетая девушка. Красивой я бы ее не назвал – проступала в выражении лица, пусть даже расслабленного, какая-то испорченность. Но это не важно – пациентов мы не выбираем. – Что с ней?
– В аварию попала, – хрипло сказал Бычара. – Какой-то мудак в нее въехал. Мы его вытащили из машины пристрелить, а он, сука, уже сдох. Со страха, наверное, когда понял, в кого въехал.
– Когда сознание потеряла?
– Да мы уже из машины ее такой достали.
– В себя приходила?
– Нет, – ответил Лысый.
– Когда авария была?
– Двадцать три минуты назад, – по-военному четко отрапортовал Лысый, глянув на часы. – Доктор, спаси девку. Вижу, херово ей. У меня кореш таким же бледным был, когда ему маслину в брюхо засадили.
Я быстро осмотрел девушку. То, что ей плохо, видно и так. Зеленоватая бледность и круги под глазами к признакам хорошего здоровья не относятся. Дыхание поверхностное и быстрое, пульс здорово частит, брюшная стенка напряжена. Синяки на груди и животе уже налились темным. Чуть перевернул набок – сразу же бросилась в глаза припухлость на пояснице. Ясно – и хреново. Кажется, почка.
– Валентина Матвеевна, свяжитесь с оперблоком, срочно нужна операционная. Похоже, тут внутреннее кровотечение. Подозреваю разрыв почки. Кровь на полный анализ, группу, гематокрит[7]. Время свертывания, время кровотечения, протромбин, фибриноген[8]. И найдите мне ассистента.
– Иван Игоревич, так ведь никого нет.
– Совсем?
– Олег Федорович и Диана в операционной, с утра не выходили. По плану им еще минут сорок работать. Сергей Леонидович не мог связаться с дочерью – побежал в ее школу.
– А Луканов?
– Сбежал он, – медсестра брезгливо поджала губы. – Как эти вломились с требованием врача, так он по второй лестнице убег.
– Мудак, – холодно констатировал я. – Интерны в отделении?
– Только двое – остальные тоже ушли домой.
– Зови, пусть опыта набираются.
Зазвонил телефон: Машка. Живая. Уже легче. Но как же не вовремя. Я коротко рявкнул в трубку – на разговоры времени не было – и рванул в сторону операционной.
– Анализы цито[9], и больную в оперблок!
Через двадцать минут я уже стоял в белом бестеневом свете операционной лампы. Врут те, кто говорит, будто в оперзале пахнет одними антисептиками. Этот запах не описать несколькими словами, как несколькими нотами не сыграть полифоническую фугу. Он почти неуловим, но привычен любому хирургу. Если бы у меня попросили свободными ассоциациями описать его, первым словом назвал бы «страдания». И не важно, что сознание одурманено наркозом, – телу все равно больно и страшно.
Девушка лежала на столе совсем бледная – как будто прозрачная. Признаки раздраженной брюшины усилились – так что я правильно угадал. Артериальное давление ниже восьмидесяти – капельница заливала препараты, но эффекта пока не было. Пульс скакал от сотни до ста двадцати.
Парень-интерн бодро отчитался по результатам экспресс-анализа – вторая минус, полный анализ в норме – пока еще в норме, скорее всего гемоглобин вниз пойдет. Свертываемость низкая в сочетании со странными значениями фибриногена и протромбина[10]. Первое хорошо – всегда проблема с экзотическими группами крови вроде четверки. А вот последнее непонятно – вроде здоровая по виду деваха, ну, не считая аварии. Тромбоциты в норме. Так почему же такой низкий показатель свертываемости? Но ладно, будем работать с тем, что есть.
Анестезиолог пошаманил – по-другому их работу и не назовешь, все по чутью, прикидкам да головоломным формулам, которые больше на магию похожи, чем на науку. Слишком уж индивидуальные организмы у пациентов – что одному на чих, то другому на вынос вперед ногами. Врач посмотрел на меня и развел руками:
– Иван Игоревич, готова. Похоже, что наркоз приняла нормально, но затягивать бы не советовал – слишком слаба.
– Тогда приступаю. Спасибо.
Срединная лапаротомия. Извини, милая, заживает такой разрез дольше, шрам видный останется, да вот выбора у меня нет. Надо сразу получить доступ ко всем твоим внутренним органам – кто его знает, что у тебя там творится, откуда кровь хлещет. Сейчас не до красот и хирургического выпендрежа. Если просто разрыв селезенки, то еще ничего. А если разрыв в почке или глубокое ранение печени – тогда ой, хоть ты и без сознания, но молись.
Ее дар — спасать жизни, а приходится убивать. И учиться жить снова. Раз за разом. Несмотря ни на что.
Порой случается так, что привычный мир летит в тартарары. И не остается выбора — лишь пройти уготованный путь до конца. Выжить. Не сломаться. И сохранить способность любить.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Там, где искусство несёт смерть в прямом смысле, где все под Надзором и всё по Распорядку — как жить? И ради чего?*** Рассказ вышел на бумаге в 2016 г. на русском и в 2018 г. — в переводе на польский. Арт на обложке — иллюстрация к польскому изданию от Anna Helena Szymborska.
Наивный постапокалипсис. Через двести лет выживания пришла пора налаживать нормальную жизнь. Людям, выжившим после Вонючего рассвета, живется тяжело. Единственной надеждой на светлое будущее стало «Обещание святого Иеронима»: «Часто спрашивают: — Можно ли рассчитывать, что жизнь со временем наладится, и мы победим все напасти и беды? Отвечаю: — Конечно. Есть две возможности: фантастическая и абсолютно реальная. Фантастическая — мы справимся со своими проблемами сами. Реальная — прилетят небесные покровители и вернут мир, утерянный после Катастрофы и Вонючего рассвета, где мы счастливо заживем в свое удовольствие». Третья книга из серии о Викторе Кларкове.
Теперь не существует прежнего мира. Наш мир — два уцелевших города, над выжженной землей, соединенные между собой хрупким мостом. Высокие неприступные стены отгораживали нас от того, что было там, за Вратами, и что тихо звали проклятой Пустошью. Нам рассказывали страшные сказки, о живущих там чудовищах, и о тех, кто не побоялся выйти за пределы города. Мы называли их Патрулем. Тех, кто берег наш сон…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.