Сорняк, обвивший сумку палача - [3]

— О, какой в этом прок! — воскликнула женщина. — Чертово место… чертовы люди… Чертовы автомобили… — И она снова зарыдала.

— Я могу вам чем-нибудь помочь? — поинтересовалась я.

— О, уйди и оставь меня в покое, — всхлипнула она.

Ну и ладно, подумала я. На самом деле я подумала кое-что другое, но поскольку я стараюсь стать лучше…

Я постояла еще миг, слегка подавшись вперед, чтобы рассмотреть, вступают ли ее капающие слезы в реакцию с пористой поверхностью надгробия. Слезы, насколько мне известно, состоят преимущественно из воды, хлористого натрия, марганца и калия, а известняк в основном из кальцита, растворяющегося в хлористом натрии, — но только при высоких температурах. Так что если температура на кладбище Святого Танкреда не возрастет внезапно на несколько сот градусов, маловероятно, что здесь произойдет что-то с химической точки зрения любопытное.

Я отвернулась и пошла прочь.

— Флавия…

Я оглянулась. Она протягивала ко мне руку.

— Извини, — сказала она. — Просто у меня был ужасный день, с самого утра.

Я остановилась, затем медленно, осторожно зашагала обратно, в то время как она утирала глаза тыльной стороной ладони.

— Для начала, Руперт был в отвратительном настроении, еще до того, как мы уехали из Стоутмура. Боюсь, мы поссорились из-за пустяка, а потом еще фургон — это просто стало последней каплей. Он ушел, чтобы найти кого-нибудь, кто его починит, а я… что ж, вот я здесь.

— Мне нравятся ваши рыжие волосы, — сказала я. Она тут же прикоснулась к ним и улыбнулась, почему-то я знала, что она так сделает.

— Морковкина верхушка, меня так дразнили, когда я была в твоем возрасте. Морковкина верхушка! Подумать только!

— Верхушки моркови зеленые, — заметила я. — Кто такой Руперт?

— Кто такой Руперт? — переспросила она. — Ты шутишь!

Она ткнула пальцем, и я повернулась посмотреть: на узкой тропинке в углу кладбища стоял ветхий фургон — «остин-8». На его крыле броскими золотыми буквами, все еще различимыми, несмотря на толстый слой грязи и пыли, были слова «Куклы Порсона».

— Руперт Порсон, — пояснила она. — Все знают Руперта Порсона. Руперт Порсон и белка Снодди — в «Волшебном королевстве». Ты что, не видела его по телевизору?

Белка Снодди? «Волшебное королевство»?

— У нас в Букшоу нет телевизора, — сказала я. — Отец считает, что это грязное изобретение.

— Твой отец — необычайно мудрый человек, — произнесла она. — Твой отец, без сомнения…

Ее прервало металлическое дребезжание болтающегося щитка цепи, когда викарий, покачиваясь, вырулил из-за угла церкви. Он слез и прислонил свой видавший виды «рэли»[4] к ближайшему надгробию. Пока он шел к нам, я размышляла над тем, что каноник Дэнвин Ричардсон не являет собой образ типичного сельского викария. Он крупный, широколицый и добродушный, и, если бы у него были татуировки, его можно было бы принять за капитана одного из тех проржавевших бродячих пароходов, которые устало тащатся из одного купающегося в солнце порта в другой по бог знает каким колониям, еще оставшимся у Британской империи.

Его черное церковное облачение было перепачкано и покрыто полосами известковой пыли, как будто он падал с велосипеда.

— Проклятье! — сказал он, заметив меня. — Я потерял велосипедный зажим для брюк и порвал брючину в клочья, — и затем, отряхнувшись по пути к нам, он добавил: — Синтия убьет меня.

Глаза женщины расширились, и она бросила на меня быстрый взгляд.

— Недавно она выцарапала иголкой мои инициалы на всех моих вещах, — продолжил он, — но это не помогло мне не терять вещи. На прошлой неделе — листы для гектографа[5] для приходского бюллетеня, за неделю до этого — медную дверную ручку от ризницы. Это поистине сводит с ума. Привет, Флавия, — поздоровался он. — Всегда рад видеть тебя в церкви.

— Это наш викарий, каноник Ричардсон, — пояснила я рыжеволосой женщине. — Возможно, он сможет помочь.

— Дэнвин, — представился викарий, протягивая руку незнакомке. — После войны мы не особенно придерживаемся церемоний.

Женщина подала два или три пальца, касаясь его ладони, но ничего не сказала. Когда она вытянула руку, короткий рукав ее платья соскользнул, и я мельком увидела безобразный зелено-пурпурный синяк на верхней части руки. Она торопливо прикрыла его левой рукой, потянув вниз хлопковую ткань.

— Чем могу помочь? — поинтересовался викарий, делая жест в сторону фургона. — Нечасто мы в нашем маленьком пасторальном болоте оказываем содействие августейшему театральному народу.

Она храбро улыбнулась.

— Наш фургон сломался — или что-то в этом роде. Барахлит карбюратор. Если бы дело было связано с электрикой, уверена, Руперт починил бы его в мгновение ока, но, боюсь, то, что относится к топливу, — это выше его сил.

— Голубушка, голубушка, — сказал викарий. — Я уверен, Берт Арчер в гараже все вам сделает. Я позвоню ему, если хотите.

— О нет, — быстро возразила женщина, может быть, слишком быстро, — мы не хотим вас так утруждать. Руперт пошел на центральную улицу. Наверняка он уже нашел кого-то.

— Если бы нашел, он бы уже вернулся, — заметил викарий. — Давайте я позвоню Берту. Он частенько дремлет дома после обеда. Он не так молод, как прежде, да и все мы, если на то пошло. Тем не менее излюбленная моя максима в том, что — это касается и двигателей, даже послушных, — благословение церкви никогда не повредит.