Сопротивление большевизму, 1917–1918 гг. - [225]

В боях за Петровск наш маленький отряд понес чувствительные потери. Лучшие офицеры Дагестанского полка были убиты или ранены. Пал смертью храбрых ротмистр Магома Халилов, отличавшийся большим хладнокровием и невозмутимостью. Не могу привести имена других погибших, память изменила за прошедшие с того времени 40 лет. Дагестанский полк мужественно выполнил свой долг.

Офицеры–дагестанцы пошли каждый в свой аул, 7 человек пошли в аул Чох, а наша группа в 15 человек направилась в Хунзах. Кое‑кто, не принимая участия в борьбе против большевиков, решили пробираться в Грузию через единственно доступный в это время горный перевал у селения Бежита, но были обстреляны засадой разбойников. Это были принц Каджар, генерал, начальник 1–й Туземной дивизии, хан Текинский и другие (фамилии не помню). Вторая попытка пройти перевал им удалась. Другая группа полковника Гольдгара с несколькими офицерами 2–го Дагестанского полка перешли хребет через перевал у Телава.

Наш поход в горы сразу же начался неудачно. Заночевав на перевале Араканы, покрытого еще снегом, мы потеряли 4 упряжных коня. Наши ездовые–тавлинцы ускакали на них домой, вознаградив себя этим за лишения и походы. Пришлось всем офицерам сесть за ездовых, но два уноса еле тянули орудия, на которых, кроме того, сидели и уставшие. Первую ночь мы с братом чуть не замерзли. Несмотря на апрель месяц, ночью на перевале был мороз.

Много хлопот доставил нам импровизированный ездовой — прапорщик Крыжановский. Бедняга не мог справиться с конями, к тому же еще невыезженными, и я часто находил его у ручья, где кони, свернув с дороги, пили воду, а прапорщик, плача, уверял, что он все делал, чтобы заставить коней идти дальше.

Дойдя до селения Чалды, мы окончательно убедились, что орудия до Хунзаха не дотащим. Все тот же неутомимый Алиханов нанял при помощи старшины аула быков и буйволов и взялся сам доставить все орудия в крепость.

Этот аул остался нам памятен по двум происшествиям. Первое: в настроении некоторых наших офицеров произошел перелом и они решили вернуться в Шуру, пока большевики не пришли еще туда. Странно, что хороший боевой офицер полковник Зоммер был в их числе. Группа эта в 3 человека пошла обратно, но недалеко от селения Чалды была обстреляна из засады с целью грабежа горцами и, потеряв одного офицера убитым, вернулась обратно. Сам Зоммер, отстреливаясь из револьвера, был ранен в руку.

Второй случай, могущий окончиться печально для нас, произошел по вине австрийского лейтенанта Рогатынского. Имея надобность пойти в уборную, он, вырвав в сакле из какой‑то книги несколько листов, направился к обрыву. Через некоторое время перед нашим домом собралась толпа горцев и стала нам угрожать. Оказывается, вырванные листы были листы из священной книги Корана. Только благодаря авторитету Алиханова мы избежали больших неприятностей. Главным доводом для нашего оправдания было то, что русские офицеры, знающие Кавказ и верующие в Бога, никогда не позволили бы себе этого сделать, а сделавший это был австриец, и притом неверующий. Действительно, Рогатынский вообще ни во что не верил. Как репрессия, может быть и жестокая, по общему постановлению лейтенанту было предложено немедленно покинуть наш маленький отряд, что он и поспешил сделать.

Не будь Алиханова и его сыновей, мы пропали бы в горах, хотя половина из нас были уроженцами Дагестана. Помню, как измученный всякими хлопотами о нашем ночлеге и о доставке в крепость орудий, которые составляли всю нашу надежду, Кайтмас Алиханов садился между генералом Эрдманом и полковником Ржевуцким у костра, предварительно спросив разрешение, снимал папаху и, помолчав немного, начинал расспрашивать: «Скажи, пажалста, кто такой паршевик, какой ему есть программа, когда же будет Царь?»

В это время являлся с докладом его любимец — младший сын Зубаир, прилично говоривший по–русски, так как окончил русскую школу. Несмотря на усталость, Зубаир, стоя на ногах, докладывал отцу на своем аварском наречии все перипетии дня, и только потом отец разрешал ему садиться и закусить. Сыновья его и горцы вообще не сидели в присутствии самого Алиханова. Крепко соблюдались адаты в горах. Мы любили этого веселого и жизнерадостного Зубаира. Он обо всем нас расспрашивал охотно, все запоминал и был услужливый. Отец сделал из него хорошего человека и друга русских.

Наконец мы прибыли в Хунзах. Раньше там всегда стоял батальон то Самурского полка, то пластунский, а в 1906 году батальон присланных в наказание матросов с броненосца «Потемкин». Крепость была несовременная, но с точки зрения эпохи кавказских войн представляла надежный оплот гарнизону до момента прибытия подкрепления, которое и прибывало, благодаря отсутствию в то время телеграфа, через несколько месяцев. Связь в то время поддерживалась только нарочными гонцами

Найдя в крепости довольно большие продовольственные запасы, сохраненные Алихановым, мы приступили к организации крепостной службы и к обороне крепости. Нас было немного: 10 офицеров и небольшой гарнизон, приданный Алихановым для несения караульной службы.

Прошло около 2 месяцев нашей крепостной жизни и подготовки к возможному походу вновь на Шуру, для чего Алиханов держал с князем Тарковским постоянную связь. Тем временем мы изредка получали с нарочным короткие письма от семей из Шуры. Конечно, нас всех искали и сразу же арестовали бы тех, кто не ушел бы в горы. Получил и полковник Ржевуцкий печальное известие о смерти генерала Мищенко.