Соперники - [3]

– Вы помолчите. Я видел конспект Тухватуллина – с него и спрос.

– Он правду сказал.

– Поверю. Значит, в первый раз. Стало быть, начало положено. Так, ребятки, или не так?… Ай-яй-яй, Тухватуллин! Да ведь стоит только палец в рот сунуть. Сегодня конспект ему уступил. Завтра – зарплату. Послезавтра – девушку. Вы, чего доброго, и в соревновании начнете ему уступать по дружбе!…

Всё вовремя делает комбат Фисун. Он и ушел тогда, когда лейтенантам показалось, что вот-вот сгорят от стыда.

– Достукался? – зло спросил Асхат, когда за майором закрылась дверь.

– Чего достукался? – взорвался Ершов. – Из-за тебя всё!

– Ну и ну!

– Ты не нукай! В самом деле, чей конспект? Я, положим, такой-разэтакий, – признаю критику! А ты-то! Обязан был удержать товарища от дурного поступка или нет?…

– Не ерничай! – сердито прервал Асхат. И неожиданно для себя спросил: – Свадьба-то когда?

– Какая ещё свадьба? – нахмурился Ершов.

Асхат вопросительно глянул на друга. Неужели он действительно не понимает? Не понимает, что Асхат Тухватуллин уступил ему свой конспект только из боязни – как бы Сашка не подумал, будто Асхат Тухватуллин отказал из-за девушки?…

Наверное, нельзя так откровенно смотреть в глаза человеку, с которым больше года жил в одной комнате. Уж теперь-то Сашка понял всё. На лице его мелькнула растерянность, потом, овладев собой, он криво улыбнулся:

– Ты про Лену, что ли?… Если влюбился – зря. Могу уступить. Только знаешь, она…

Взгляд Асхата остановил Ершова. «Зачем ты это говоришь мне? Какое ты имеешь право говорить так о ней?…»

– Ты лжешь, Сашка!

Наверное, Асхату стало бы легче, взорвись Сашка, накричи, обругай Асхата. Но Сашка устало махнул рукой, сел на койку и начал раздеваться, позевывая…

С того-то дня и стали замечать в батальоне, как холодеют отношения между друзьями-соперниками. И думают – из-за вакансии. Комбат тоже думает. Может, потому-то и тревожно Тухватуллину на нынешнем учении и нет прежнего желания отдаться борьбе, любой ценой вырвать победу.

Резкий торопливый голос командира разведдозора заставил Тухватуллина вздрогнуть.

Минное поле…

Так вот он, первый сюрприз! Первый… Смотря какое поле, – может, другого не потребуется.

Танк вылетел на приземистый увал, и Тухватуллин увидел на горизонте серую гряду высот, манящую и грозную. Она уже так близка! И так далека, когда между нею и танками роты легла полоса земли, нашпигованная взрывчаткой. Дозор стоял, развернувшись в линию вдоль минного поля, и двое приданных им саперов уже двигались по краю его – искали проход. «Напрасно стараются, – подумал Тухватуллин. – Лучше бы сразу попробовали определить глубину…» Он не случайно ждал ловушку именно здесь – между речной излучиной и заболоченными пойменными озерами. Река и озера покрыты непрочным льдом, пытаться форсировать их – слишком хлопотное занятие. Потеряешь время. К тому же на минные поля можно напороться и на другом берегу…

Значит, разминировать? Время. Оно дорожало с каждым мгновением. Оттого что он воочию видел теперь гряду, ощущение угрозы становилось мучительным, и оно не пропадет, пока эта естественная преграда не останется в тылу роты. Надо что-то придумать, надо найти выход, пока танки ещё движутся. В движении всегда лучше думается, а там, у минного поля, размышлять будет некогда – там надо действовать сразу…

«Прямо пойти – себя потерять, направо пойти – коня потерять, налево пойти – женату быть… Шайтан чертов! О чём думаешь? Он тебя оженит, комбат Фисун, он тебя оженит!…»

Тухватуллин снова оглянулся на свою роту. Она переваливала увал, и по гребню его, дымя и разбрасывая комья мерзлого суглинка, ползла замыкающая машина – выделенный в роту приземистый танковый тягач…

«Прямо пойдешь – себя потерять… Зачем себя? Себя нельзя терять, уж если терять, так наименьшее».

Танк остановился, и Тухватуллин, упершись руками в край люка, выбросил тело наружу, жестом остановил подбежавшего командира разведдозора: молчи, мол, сам всё вижу! Нетерпеливо сделал знак механику-водителю подошедшего следом танка: глуши! Крикнул:

– Передайте – тягач в голову колонны!… Живо снимайте с трех танков бревна и вяжите плотиком!…

В глазах молодого взводного мелькнуло удивление, но он быстро передал распоряжение, и танкисты начали выскакивать из люков, торопливо снимать крепления бревен.

Ещё ни разу Тухватуллину не приходилось пользоваться этими бревнами, что служат для повышения проходимости танков, хотя случалось попадать и в гиблые болота. Даже подумывал – они лишний, никчемный груз на машинах. А вот пригодились. И совсем не так, как он предполагал…

– Связали?… Грузите на мой танк. Кузавинис! – позвал он механика-водителя.

Из люка высунулась голова в ребристом шлеме, серые глаза внимательно глянули на командира.

– Двигайтесь вслед за тягачом, станете в двух метрах от его кормы…

Тягач, скрежеща гусеницами, уже обходил колонну, и Тухватуллин поднял руку, привлекая внимание механика-водителя, потом побежал впереди, указывая путь.

Он остановил машину перед самым указателем минного поля, подозвал танкистов и объяснил задачу: закрепить связанные бревна между машинами – так, чтобы одним торцом они упирались в башню танка, другим – в рубку тягача.