Соперницы - [46]

Марго побаивалась, что пристрастилась к снотворному. Боже, не хватало еще стать наркоманкой. Кому она будет нужна тогда?! Вредная старуха, лишенная чувства юмора, да еще и наркоманка. Ужас! Нет, с сегодняшнего дня пора отвыкать от этой заразы. Она дала себе честное слово, хотя сама прекрасно знала, что не сдержит его.

Время неумолимо бежало. Через несколько месяцев Леону стукнет двадцать один год, она потеряет свою власть опекуна над ним, и что тогда? Он станет полновластным хозяином поместья Бельшас. Она прекрасно знала о намерении племянника уехать в Европу. И уж вряд ли он захочет взять ее с собой. Что станет с ней? Он отдаст ее на пансион в один из этих ужасных домов, где старики доживают свою жизнь? Она понимала, что ее никто не любит, более того, такого человека, как она, трудно даже просто терпеть. Но она не собиралась изменять себе ни за что на свете. Она такая, какая есть, и такой и помрет.

– Я не хочу уезжать из Бельшаса. Я слишком стара для таких перемен, – сказала она со слезами на глазах.

Она вышла на веранду. Виды сада всегда поднимали ее настроение. Марго прижалась щекой к полированной колонне и принялась считать бутоны на любимом розовом кусте. Краем зрения она заметила Леона и Мишель, выходящих из рощи молодого бамбука. Они играли в салки и громко смеялись.

– Салки, – презрительно пробормотала Марго. – Дети, сущие дети. И эти дети выгонят меня из моего дома. – Внезапно лицо ее изменилось. – А что, если… – Глаза ее загорелись светом надежды. – А что, если Мишель забеременеет? Тогда им сразу станет нужна тетушка, чтобы сидеть с ребенком.

Ноги Алисы едва касались земли, когда она мчалась по дорожке из красного кирпича.

– Амбруаз, ты не видела Блеза? – спросила она одну из рабынь.

– Он в каретном сарае, готовит кареты к балу.

Алиса побежала дальше, распугивая павлинов. Каретный сарай располагался сразу за конюшнями и представлял собой длинное кирпичное здание с широкими дверями. Вокруг росли ореховые деревья, и по осени, когда вокруг не было белых, рабы трясли их и ели опавшие орехи. Блез рассказывал ей об этом, как и о многом другом. Она вошла внутрь и окликнула своего друга.

– Я здесь, – ответил он, вылезая из-под ближайшей кареты.

– Чем занимаешься?

– Да вот смазываю ось. Осталось еще восемь карет, так что провожусь дотемна.

Алиса с любовью погладила его по волосам. Он смотрел на нее, не отрывая глаз.

– Знаешь, – сказал он, – каждый раз, как вижу тебя, я становлюсь… в общем… ты делаешь меня счастливым, и мне так хочется дать тебе что-нибудь.

– Любимый, ты даришь мне свою любовь, и этого достаточно.

Она забралась в карету и поманила его пальчиком.

– Иди сюда.

Блез прыгнул в карету и закрыл за собой резную дверь. Алиса обняла его и прижалась губами к его теплым губам. Их неумелый поцелуй прервали голоса, доносящиеся с улицы. Блез выскочил из кареты с одной стороны, а Алиса с другой.

– Очень хорошо, – сказала она громко, чтобы ее услышали снаружи. – Я довольна проверкой. – Затем сказала шепотом: – Приходи ночью ко мне в комнату, только будь осторожен.

На улице ее встретила одна из служанок.

– Мадемуазель Алиса, там приехал портной с платьем, и ваш отец хочет, чтобы вы примерили его, а он решит, подходит оно вам или нет, – выпалила она скороговоркой.

– Ну неужели? – сказала она гневно. – Передайте папе, что ему придется подождать до бала, как и всем прочим, чтобы увидеть меня в этом платье.

– Ой, нет, умоляю вас, не делайте этого, он прикажет меня высечь.

– Что ж, я сама ему скажу. – Алиса развернулась и уверенной походкой направилась к дому.

Лилиан была словно на иголках. Задержка длилась уже почти неделю, и она молилась, чтобы месячные все-таки начались. Она не могла забеременеть. Филипп просто убьет ее, да и о каком ребенке может идти речь, когда ей надо заботиться об Азби. Она достала деньги из наволочки и принялась подсчитывать. Имеющейся суммы не хватило бы даже на то, чтобы купить старого хромого негра, не говоря уж о том, чтобы выкупить ее сына. Нет, ребенка не будет, просто не будет, и все!

Но Лилиан понимала, что она напрасно успокаивает себя. Обещания Филиппа продать ее не были пустой угрозой. О нет, они были вполне реальны. А что тогда случится с Азби? Его тоже продадут почти наверняка. Но их вряд ли продадут вместе. Она никогда его больше не увидит. Не увидит своего сына, своего любимого мальчика… Слезы покатились по ее щекам, она представила Азби на рабском аукционе, представила его испуганный взгляд. Ну нет, она скорее умрет, чем позволит этому случиться.

Она слишком хорошо помнила аукцион, на котором продали ее. Лилиан разлучили с матерью, которую продали как домашнюю рабыню. В отличие от нее Лилиан тогда было четырнадцать, она была хороша собой, и, что самое важное, она была девственницей. Ее продали как девочку для забав, заплатив почти в три раза больше, чем за мать. Такие рабыни, как она, стоили даже больше, чем какой-нибудь кузнец.

Лилиан живо представила себе тот незабываемый день, ужасную жару и несмываемый позор. Она помнила липкие взгляды белых мужчин на своем голом теле и страшные слова, определившие ее судьбу: «Итак, раз, два, три, продано. Лот номер двенадцать уходит герцогу Дювалону».