Соперница Аладдина - [7]

* * *

Перевал остался позади – вниз вела крутая каменистая тропка. Долина, некогда сплошь покрытая песками, цвела – полуденные ветры более не были ее хозяевами. Теперь здесь царствовали арыки и пальмы. Поднявшаяся рожь колыхалась, колеблемая легким бризом. Тишина оглушала. Путник в длинном черном запыленном плаще тяжко оперся на истертый двурогий посох. Неужели перед ним лежит цель его бесконечно долгого странствия? Неужели, наконец, подошли к концу годы, о нет, столетия скитаний?..

Привычным движением он откинул от лица кончик гутры. Суровое обветренное лицо осветила скупая улыбка.

Да, теперь в этом нет сомнения – перед ним город, которому предстоит стать городом Пророчества. Древние карты не врали – город не занесен песками, не забыт народами. Просто почти не осталось тех, кто готов поверить легендам, а не болтливым проводникам. Отсюда, от перевала, видны полуночные ворота города – начищенные медные полосы сверкают под солнцем. Это он, Медный город – «город, которого нет»…

Где-то на его улицах должна жить она – Дева Пророчества, полуседая красавица, которая вновь дарует ему жизнь во всей ее полноте. И в тот миг, когда вновь станет он самим собой, на колени перед ним падет мир – мир, которому суждено стать вотчиной величайшего из магов, справедливейшего из правителей, самого достойного из всех, кого носила земля.

Однако путь еще не окончен. Ибо имя Девы Пророчества лишь предстоит узнать. Как следует узнать и то, где до времени прячет она амулет, сколь далеко это место находится и нет ли возможности выкрасть его из-под носа Пророчества.

Увы, и даже после того, как знание будет обретено, придется придумывать, как обмануть ничтожных людишек, обитающих здесь. Ибо они – да, путник не сомневался в этом – способны стать непреодолимым препятствием на пути к его Цели.

Через сады вела широкая тропа. По ней могли пройти рядом два человека, однако и для стража на лошади, и для арбы она была слишком узкой. Тропа входила в город с полуночи, расширяясь лишь у самых ворот, в эту пору дня широко и гостеприимно распахнутых. Однако опытному глазу путника видны были и засады и ловушки, которые поджидали незваных гостей из-за гор.

О, сколь сильно изумился бы этот человек в запыленной гутре, если бы узнал, что глаза подводят его: ибо не засады и ловушки, а дренажные канавы и мусорные ямы разглядел он вдали. Глаза-то были зорки, но путник ожидал увидеть опасность – и потому видел только ее.

Стены домов казались издали ухоженно белыми, одеяния горожан могли поспорить с радугой, заборы-дувалы скрывались под многоцветными коврами, сверкавшими на ярком солнце мириадами блестящих нитей… И гомон… И крики торговцев… И суета… И мельтешение…

«О, сколько раз я видел все это! И отчего они все, презренные, так похожи? Отчего ведут себя так, будто один и тот же кукольник вырезал их из одного и того же куска дерева и управляет ими без затей и перемен от мига их рождения и до часа смерти? И где в этой толпе мне найти самого себя?»

Однако сейчас человек в плаще был далек от всего этого. Он мечтал об одном – ступить на главную площадь древнего храма!.. Мечтал, однако разглядеть не мог – заросли скрывали и руины, и жертвенный камень, и даже тропу, которая должна была быть выложена желтым кирпичом.

Старый храм, вернее то, что от него осталось, почти поглотил заветный город, однако тот холм, который виделся пришельцу в самых сладких снах, остался вне его стен.

Он, смелый и мудрый, в свое время израсходовал все силы на то, чтобы заставить глупых человечков расселиться по бескрайней пустыне, превращая ее в сады и пашни. И только для того, чтобы стало возможным исчислить песчинки и приблизить миг своего торжества. Столетия потом приходил он в себя, восстанавливаясь, преображаясь, учась. Так растет коралл в теплых водах. Когда же стал он самим собой (почти таким же, каким был в первые мгновения), сразу же поспешил отправиться в путь – его целью теперь стали Знаки Пророчества.

Он возблагодарил миг, когда старик-рапсод поведал о возрождении древнего города, города-легенды, который тысячи лет лежал в забвении. Он возблагодарил и самого рапсода – на свой, разумеется, лад. Он подарил ему вечность. Ибо получил первый Знак.

Путь длиной в дюжину дюжин лет ему понадобился лишь на то, чтобы отыскать в древней книге упоминание об этом храме, прочитать неведомо кем оставленные пометки на полях. Еще столько же ушло на то, чтобы понять, кому принадлежат эти записи. А потом, как ливень, накатило на него знание о Пути. Теперь же, когда сей Путь остался за спиной, предстояло самое простое – воззвать к звезде Мирзам.

Человек в черном мнил себя величайшим из магов. Быть может, так оно и было – ибо ведомы были ему голоса пыли и ветра, моря и звезд. Однако живы были в памяти незнакомца дни, когда могущество его было неизмеримо выше, а силы неисчерпаемы. То было до Пророчества. Теперь же лишь звезда Мирзам могла указать ему дорогу, которой оканчивается Путь – Путь к себе самому. Путь к себе прежнему.

Истертый бабуш запутался в корнях. Человек в черном опустил глаза. И едва не закричал от радости – корни оплетали растрескавшийся желтый кирпич: ему открылась тропа к храму. О, теперь он не свернет: сама судьба ведет его вперед. Судьба и Пророчество.