Соня в царстве дива - [9]

„ІІусть так, только убирайся!" сердито закричала голубка, надулась и уселась на гиездо.

Соня пржалась к дереву; с непривычки ей было неловко справляться с длииной шеей: она безпрестанно путалась и цеплялась в ветках, и безпрестанно надо было распутывать и отцеплять ее. Вдруг она вспомнила, что в руке у нее оетался еще кусочек гриба, нагнула шею к рукам и принялась за гриб: от одного куска погрызет, от другого откусит: то выше станет, то ниже,—и так она понемногу довела себя до настоящаго своего роста. Сначала даже будто дико показалось ей, что стала настоящей Соней; потом привыкла и заговорила сама с собой, по-старому.

„Ну, половина дела у меня теперь сделано. Престранныя, однако, были со мной перемены! И теперь не совсем еще верится, что все кончеио; так и кажется: вот, вот сейчас пойдут какия-нибудь новыя штуки. Ужь и то хорошо, что я вернула свой прежний рост. Теперь надо непременно добраться до чудеснаго сада,—как бы это устроить?”-

Только сказала это Соня, и видит перед собою большую, открытую поляну; на поляне стоит домик всего в аршин вышины.

„Кто бы там ни жил” -, разсуждает. Соня, „не годится мне входить туда: перепугаются моего роста, подумают, великан!”

Опять Соня принялась за гриб—убавлять себе росту, и довела себя до полуаршина вышины.

Поросёночек

Соня постояла, поглядела,—не знает на что решиться. Вдруг, откуда ни возьмись, из лесу выбегает лакей. Соня приняла его за лакея, потому что на нем была ливрея, но голова и лнцо у него были рыбьи. Лакей стал громко стучаться кулаком в дверь. Ему отворил другой лакей, круглолицый, глаза на выкате, точь в точь лягушка. Очень любопытно стало Соне узнать какое у них дело, и, выбравшись осторожно из лесу,поближе к ним,она стала прислушиваться.

Лакей - рыба вытащил из-под мышки огромный, чуть ли не с него, ростом конверт и передал его другому лакею. ,.Пиковой княгине приглашение от чернонной крали на игру в крокет", важно произнес лакей-рыба. Лакей-лягушка с такою же важностью принял конверт. Тут оба лакея поклонились друг другу так низко, что стукнулись головами и сцепились курчавыми волосами. Сона, глядя на них, чуть не расхохоталась вслух, и поскорее убежала в лес, чтобы не заметили ее лакеи.

Немного погодя, она опять выглянула, видит лакей-рыба ушел, и сидит один лакей-лягушка у двери, на пороге. безсмысленио уставив глаза вверх.

Соня робко подошла к двери, постучалась.

„Напрасно стучитесь", сказад. лакей-лягушка. „Первое, я сижу здесь и стало некому отпереть вам из дому. Второе, у них там идет такой гам, что никто не усльшит, хоть сутки простой.”

И вправду из дому слышался шум необыкновенный: рев, чихание не умолкали, затем треск, гром, будто кидаются блюдами, или кострюлями.

„Скажите, пожалуйста, как мне войти в дом?" спросила Соня.

„И что стучаться без толку", продолжает лакей свое, будто не слыхал вопроса Сони. „Оно бы еще можно, кабы вы, примерно, стояли за дверью, — ну, постучались, я бы отпер вам отсюда, а так, знаете...” говорит лакей и глядит не на Соню, а вверх.

„Какой неуч!" думает Соня. „Впрочем, может быть он это не нарочно, а так, глаза у него сидят, что не сладит с ними, одумалась она. „Но хоть бы отвечал на то, что у него спрашивают! Скажите, как мне войти в дом?" - уже бойчее спрашивает Соня.

„И здесь, полагать надо, просижу до завтрашняго дня...” опять иачинает лакей.

Вдруг отворяется дверь н вылетает из нея большое блюдо прямо в голову лакея, задевает его за нос и, ударившись в дерево, разбивается в дребезги.

„…А можёт и больше-“, договаривает лакей тем же голосом, будто ни в чем не бывало.

„Как мне войти”- еще громче спрапшвает Соня.

„Как войти? А за каким вам туда делом, извольте-ка сперва сказать?”-

Соне очень не понравилось это замечание.

,,Ни на что не похоже - ворчит она, „как эти люди нынче стали разсуждать! не сладишь с ними: совсем из повиновенья вышли!"

А лакей, с радости должно быть, что огорошил Соню, опять за свое:

„А я просижу здесь и ныне и завтра и во веки веков".

„Но что же мне-то делать?'-

„А что угодно-“, говорит лакей, и заевистал.

„Нечего с ним толковать", говорит Соня, доведенная до отчаяния. „Он набитый дурак!" Пошла, сама отперла дверь и вошла.

Дверь отворялась прямо в большую кухню; в ней стоял дым коромыслом. Посреди кухни, на скамье о трех ножках, сидела сама пиковая княгиня и няньчилась с ребенком; кухарка, около печки, нагнувшись над огромной кострюлей, мешала в ней ложкой что-то, похожее на щи.

„Наложила же она в них луку и чесноку''', говорнт Соня про себя и расчихалась. И вправду иаложила! По всей

кухне стоял запах лука и чеснока; сама княгиня нет-нет, да и чихнет; а про ребенка что и говорить— ревет да чихает, чихает да ревет без умолку. Не чихали лишь двое: кухарка да огромная кошка, сидевшая у печки. И что за морда у этой кошки! широкая, преширокая,- будто скалится она до самых ушей.

„Скажите пожалуйста”, начала Соня довольно робко: она не знала, учтиво ли первой вступать в разговор, „отчего это у вас кошка так скалится?'

..Она сибирская кошка”; отвечает княгиня, „вот отчего. Свинья!...”- вдруг крикнула она так яростно, что Соня даже подпрыгнула и оторопела. Увидав, однако, что не ее, а ребенка она обозвала свиньей, Соня успокоилась и опять пустилась в разговор.