Сонное царство - [14]

* * *

За завтраком спешили. У всех был деловитый, озабоченный вид. Всеволод Рюгин не удержался:

- Куда вы гоните? - спросил он подозрительно. - Тусовка никуда не уйдет.

Его не поддержали, и Рюгин замолчал, передернув плечами.

В такой же спешке начали собираться. Больше других суетился Парвус, уловивший, как обычно, общее настроение и не желавший шагать не в ногу. Он сновал туда-сюда, развязывал рюкзаки, завязывал рюкзаки, изредка - замирал, как бы стараясь отрешиться и сосредоточиться на упущенных мелочах. Бориков с неодобрением изучал свои фирменные шмотки. Стоя в одних трусах, он держал одежду на вытянутых руках перед собой и кривил рот, видя, что великолепие поблекло, вещи извазюканы в грязи, а кое-где и порваны. Но он в конце концов смирился, оделся во все это и задернул многочисленные молнии.

Когда все были готовы, Конечному приспичило попить, и остальные долго ждали, пока он чавкал и отдувался, потягивая из горлышка минералку. Рюгин и Яшин попросили по глоточку, и Конечный с явной неохотой, глумливо брюзжа, оставил им на донышке.

Наконец тронулись в путь. Они покинули место ночевки не оглядываясь, не удостоив прощальным взглядом место, где худо-бедно излетела из жизни целая ночь. Их словно магнитом тянуло вперед, дальше, без права на посторонние мысли. Разговоров больше не было. Вчерашние темы остались вчерашнему дню. Никто не вспоминал о странных несообразностях, необычных ощущениях, диковинных находках. Посторонний с незашоренным взглядом, наверно, смог бы усмотреть нечто новое в окраске и форме растений, в молчании птиц, в неподвижности воздуха. Однако ночной сон, казалось, смыл остатки сомнений, отобрал способность удивляться и отдал путешественников во власть стремлению двигаться дальше и дальше, к тайному логову молодежи, отбившейся от рук, где жизнь наполнится смыслом, обыденность и скука сменятся растворятся в разнузданных мистериях, а Всеволод Рюгин изготовит для газеты забойный репортаж.

... Несколькими часами позже, изрядно уставшие, они забрели в мрачную, сырую чащу. Там их ждал новый сюрприз: на нескольких елях - старых и молодых - были повязаны красные пионерские галстуки. Никому и в голову не пришло задуматься : каким образом попали в этакую глушь пионеры и какие-такие места боевой славы они чествовали. Притомившиеся пилигримы устроили привал и расслабились. Давно вызревавшая в глубинах душ надежда встретиться с советской властью на узенькой дорожке сбылась. Компания вошла в раж и долго плясала вокруг елок, хохоча и вычурно гримасничая. Потом устроили соревнование - мочились на стволы, стараясь добрызнуть до красных тряпиц. Бориков оступился и шагнул в колоссальный муравейник, где его жестоко искусали. Досталось и муравейнику. Опять-таки Парвус стремился всех перещеголять. Он рванул галстук с дерева, препоясал чресла и с гиканьем скакал, расшвыривая собранную муравьями хвою. Потом, прямо на импровизированной танцплощадке, был устроен перекур, а за ним - перекус. Но вскоре - притягивал невидимый магнит! да и комары знали свое дело собрались и продолжили путешествие.

Через полчаса лес кончился, потянулись необъятные поля. Они снова вышли на одноколейку. С обоих боков железной дороги пышно росли не знавшие удержу дебри кустарника.

Группа ступила на шпалы. Окаянное солнце равнодушно палило все, до чего могло достать. Длинноногий Бориков сетовал на то, что шпалы уложены слишком близко друг к другу и ему из-за этого приходится семенить. Ржавая пыль, взлетая, пачкала его некогда светлые брюки. Потом ему страшно захотелось пить, но воду экономили и не давали. Бориков принялся ругаться:

- Парвус! - орал он. - Гад ты, Парвус! Тоже затею придумал! Я... поверил, как родному... поперся, как козел... Другой бы позвал - в жизни бы не пошел! А теперь тебе глотка воды для друга жалко. Да дайте же пить, уроды!

Конечный, шедший впереди всех, оглянулся, хмыкнул и продолжал идти.

Неудобная, выжженная солнцем одноколейка могла бы все же сократить их путь, но с нее пришлось сойти. За поворотом неожиданно обнаружилось убогое подобие станционной будки. Возле будки отрешенно стояла лошадь, впряженная в телегу-развалюху. Кучером сидел цыган средних лет. Он флегматично пускал дым сквозь редкие желтые зубы и щурился из-под картуза на солнце. За спиной его, в телеге, копошилось что-то живое, скрытое мешковиной.

Никто и не заметил, как Конечный взял на себя роль поводыря. Едва завидя цыгана, он резко свернул со шпал в гущу кустарника. Ни один не возразил, хотя и пришлось продираться сквозь хитросплетения ветвей, какие-то колючки и крапиву. Не радовала даже желанная тень. Яшин часто оглядывался, ища оставшегося позади цыгана, а Парвуса под левый глаз ужалил слепень, и рябая рожа после этого вконец обезобразилась.

Но вот кончился кустарник, а Бориков все не замечал в Конечном намерения остановиться. Бориков сел на тропу и заявил, что если ему не будет дан глоток воды, он умывает руки.

- Чем это? - ехидно осведомился Рюгин.

- Хоть ссаньем. Надоело. Совсем вы, мужики, охренели, - сообщил Бориков, усаживаясь поудобнее. - Так не договаривались.