Сонет Серебряного века. Том 1 - [44]

Сулящий в дар свой ледяной восторг?

Как отвечал ты Князю искушений,

Воздвигнутый горе, к иным кругам

В обители лазоревых видений?

Но голос твой, завещанный векам,

Звучит темно и глухо о святыне,

Как колокол затопленный в пучине.

V Калиостро

Спеша из края в край в раскрашенной карете,

Как кожу гибкий змей, меняя имена

И жесты важные, – Маэстро и жена,

Лоренца лживая, несутся к дальней мете.

Великий Кофта ли в пурпуровом берете,

Граф Феникс в бархате – быть может, Сатана?

Он сыплет золотом и зельями, – она

Глазами жгучими влечет в иные сети.

И золото всех стран за райский Пентагон

Рекой стекается, и, нимбом окружен,

Ты – чудо сам себе, волшебник Калиостро!

Но чу! Рожок звенит... Толпа ливрейных слуг

Снует бездельная... И мчит тебя, сам-друг,

Карета шестерней, малеванная пестро.

VI Бальзак

Огромный Оноре, плечом циклопа

Покорно принял ты, как дар от муз,

Седых камней неизреченный груз,

Отторгнутых могуществом потопа.

Ты храм воздвиг, – но дряхлая Европа

Змеей бежит пророчественных уз.

Богам из глины молится француз

С покорным сладострастием холопа.

До наших дней непонятый чудак,

Как хороша твоих созданий свита:

Ведун Ламберт и томный Растиньяк,

И лик свирепый красного бандита!

Но слаще всех, возвышенный Бальзак,

Твой Андрогин крылатый – Серафита.

Последний ландыш

I

О, светлый день, едва на вешней прялке,

Дробясь, мелькнет лазоревая нить,

И пальцами холодными весталки

Подснежники ты в цепи станешь вить!

О, первый день, едва дохнут фиалки,

А над рекой слетятся, чтоб кружить

В священном танце, белые рыбалки,

И сердце вновь запросится любить!..

Но высока стена меж нами, дева,—

На камень налегла, хладея, грудь.

В глазах огни то нежности, то гнева,

А губы шепчут: «Уходи! Забудь!»

И на руках – лазурны и лиловы —

Цветы весны, как сладкие оковы.

II

Уж по кустам малиновок и славок

Весенний хор щебечет без конца,—

Плетут круги из прошлогодних травок,

И сладко бьются нежные сердца.

Взгляни: клювы острей твоих булавок,

В их горле медь и сила бубенца...

Приобрети нехитрый сельский навык

Узнать по песне каждого певца.

Ах, приготовь душе своей тропинки,

Где можно сбросить иго тайных мук

И позабыть о скорбном поединке

Безжалостно сплетенных страстью рук,

Когда сердца покорны и усталы,

Как две ладьи, гонимые на скалы.

III

Ты бархат глаз! Истомная кручина

Смешливой речи: «Брат, твоя сестра,

В саду тобой забытая вчера,

Заснула на скамейке у жасмина»...

Сменяет грусть насмешливая мина.

А я в ответ: «Душисты вечера,

Приветен сад и алых туч игра,

Но я хочу, чтоб ты была – едина.

Чтобы душе взволнованной моей

Твоя душа бездонное открыла,

Пока ты спишь в жемчужной мгле ночей.

Так я склоню далекие светила,

Едва, как маг молитвенно-немой,

Приближу твердь взыскующей трубой».

IV

Как ягода кровавой белладонны,

Упало солнце. И вечерний гром

Прогромыхал над меловым бугром,

И зазмеился бледный лик Горгоны.

Перед крыльцом белели вдруг колонны,

И снова меркнул старый, тихий дом.

И лишь в окне над гофренным чепцом

Качала тень докучные поклоны.

Уснешь ли ты? Скажи – твоя мечта

По-прежнему крылата и чиста?

Иль грозный лик дохнул своей отравой

И сон бежит отяжелевших век,

И грезишь ты, как в оный день Лукавый,

Нас проклянув, соединил навек?

V

Весна спешит, и быстрокрылых лет

Никто – увы! – остановить не может.

Я весело колол последний лед, —

Последний ландыш сердце мне тревожит!

И каждый цвет склоняет в свой черед

Усталый взор – да солнце приумножит

И расцветит и возлелеет плод.

Благословен, кем круг Господень прожит!

Но никогда с беспечностью жены

Ты не сомкнешь кольца своих объятий,

И двое мы – предатели весны.

О, шепоты безрадостных заклятий!

Вы, губы нег, язвите горячей

Полудня обеспложенных степей!

Иван Бунин

* * *

На высоте, на снеговой вершине,

Я вырезал стальным клинком сонет.

Проходят дни. Быть может, и доныне

Снега хранят мой одинокий след.

На высоте, где небеса так сини,

Где радостно сияет зимний свет,

Глядело только солнце, как стилет

Чертил мой стих на изумрудной льдине.

И весело мне думать, что поэт

Меня поймет. Пусть никогда в долине

Его толпы не радует привет!

На высоте, где небеса так сини,

Я вырезал в полдневный час сонет

Лишь для того, кто на вершине.

1901

* * *

Багряная печальная луна

Висит вдали, но степь еще темна.

Луна во тьму свой теплый отблеск сеет,

И над болотом красный сумрак реет.

Уж поздно – и какая тишина!

Мне кажется, луна оцепенеет:

Она как будто выросла со дна

И допотопной розою краснеет.

Но меркнут звезды. Даль озарена.

Равнина вод на горизонте млеет,

И в ней луна столбом отражена.

Склонив лицо прозрачное, светлеет

И грустно в воду смотрится она.

Поет комар. Теплом и гнилью веет.

1902

Забытый фонтан

Рассыпался чертог из янтаря,—

Из края в край сквозит аллея к дому.

Холодное дыханье сентября

Разносит ветер по саду пустому.

Он заметает листьями фонтан,

Взвевает их, внезапно налетая,

И, точно птиц испуганная стая,

Кружат они среди сухих полян.

Порой к фонтану девушка приходит,

Влача по листьям спущенную шаль,

И подолгу очей с него не сводит.

В ее лице – застывшая печаль,

По целым дням она, как призрак, бродит

А дни бегут... Им никого не жаль.

1902

Эпитафия

Я девушкой, невестой умерла.

Он говорил, что я была прекрасна,

Но о любви я лишь мечтала страстно,—

Я краткими надеждами жила.

В апрельский день я от людей ушла,