Сонет Серебряного века. Том 1 - [15]

Звезде лететь в горнило страстных пыток.

Но вихрь огня тончайших струн венцом

Она, в эфире тая, облачала,

Венчала нас Сатурновым кольцом.

И страсть трех душ томилась и кричала, —

И сопряженных так, лицо с лицом,

Метель миров, свивая, разлучала.

III

Во сне предстал мне наг и смугл Эрот,

Как знойного пловец Архипелага.

С ночных кудрей текла на плечи влага;

Вздымались перси; в пене бледный рот...

«Тебе слугой была моя отвага,

Тебе, – шепнул он, – дар моих щедрот:

В индийский я нырнул водоворот,

Утешного тебе искатель блага».

И, сеткой препоясан, вынул он

Жемчужину таинственного блеска.

И в руку мне она скатилась веско...

И схвачен в вир, и бурей унесен,

Как Паоло, с тобой, моя Франческа,

Я свил свой вихрь. Кто свеял с вежд

мой сон?

IV

Таинственная светится рука

В девических твоих и вещих грезах,

Где птицы солнца на янтарных лозах

Поют гроздий сок, примчась издалека,—

И тени белых конниц – облака —

Томят лазурь в неразрешенных грозах,

И пчелы полдня зыблются на розах

Тобой недоплетенного венка...

И в сонной мгле, что шепчет безглагольно,

Единственная светится рука

И держит сердце радостно и больно.

И ждет, и верит светлая тоска,

И бьется сердце сладко-подневольно,

Как сжатая теснинами река.

V

Ты в грезе сонной изъясняла мне

Речь мудрых птиц, что с пеньем отлетели

За гроздьем – в пищу нам, мы ж на постели

Торжественной их ждали в вещем сне.

Эфирных тел в божественной метели

Так мы скитались, вверя дух волне

Бесплотных встреч, – и в легкой их стране

Нас сочетал Эрот, как мы хотели.

Зане единый предизбрали мы

Для светлого свиданья миг разлуки:

И в час урочный из священной тьмы

Соединились видящие руки

И надо мной таинственно возник

Твой тихий лик, твой осветленный лик.

VI

Та, в чьей руке златых запруд ключи,

Чтоб размыкать волшебные Пактолы;

Чей видел взор весны недольней долы

И древних солнц далекие лучи;

Чью розу гнут всех горних бурь Эолы,

Чью лилию пронзают все мечи,—

В мерцании Сивиллиной свечи

Душ лицезрит сплетенья и расколы.

И мне вещала: «Сердце! рдяный сад,

Где Тайная над белым покрывалом

Живых цветов вздыхает теплый яд!..

Ты с даром к ней подходишь огнеалым

И шепчешь заговор: кто им заклят,

Ужален тот любви цветущим жалом».

VII

Венчанная крестом лучистым лань,—

Подобие тех солнечных оленей,

Что в дебрях воззывал восторг молений,—

Глядится так сквозь утреннюю ткань

В озерный сон, где заревая рань

Купает жемчуг первых осветлений,—

Как ты, глядясь в глаза моих томлений,

Сбираешь умилений светлых дань,

Росу любви в кристаллы горних лилий

И сердцу шепчешь: «Угаси пожар!

Довольно полдни жадный дол палили... »

И силой девственных и тихих чар

Мне весть поет твой взор золотокарий

О тронах ангельских и новой твари.

VIII

Держа в руке свой пламенник опасный,

Зачем, дрожа, ты крадешься. Психея, —

Мой лик узнать? Запрет нарушить смея,

Несешь в опочивальню свет напрасный?

Желаньем и сомнением болея,

Почто не веришь сердца вести ясной,—

Лампаде тусклой веришь? Бог прекрасный —

Я пред тобой, и не похож на змея.

Но светлого единый миг супруга Ты видела...

Отныне страстью жадной

Пронзенная с неведомою силой,

Скитаться будешь по земле немилой,

Перстами заградив елей лампадный,

И близкого в разлуке клича друга.

IX

Есть мощный звук: немолчною волной

В нем море Воли мается, вздымая

Из мертвой мглы все, что Мара и Майя

И в маревах мерцает нам – Женой.

Уст матерних в нем музыка немая,

Обманный мир, мечтаний мир ночной...

Есть звук иной: в нем вир над глубиной

Клокочет, волн гортани разжимая.

Два звука в Имя сочетать умей;

Нырни в пурпурный вир пучины южной,

Где в раковине дремлет день жемчужный;

Жемчужину схватить рукою смей,—

И пред тобой, светясь, как Афродита,

В морях горит – Сирена Маргарита.

X

Ad Lydiam[7]

Змеи ли шелест, шепот ли Сивиллы,

Иль шорох осени в сухих шипах,—

Твой ворожащий стих наводит страх

Присутствия незримой вещей силы...

По лунным льнам как тени быстрокрылы!

Как степь звенит при алчущих звездах!

Взрывает вал зыбучей соли прах,—

И золот-ключ – на дне живой могилы!..

Так ты скользишь, чужда веселью дев,

Замкнувшей на устах любовь и гнев,

Глухонемой и потаенной тенью,—

Глубинных и бессонных родников

Внимая сердцем рокоту и пенью,—

Чтоб вдруг взрыдать про плен земных оков!

XI

Ad Lydiam

Что в имени твоем пленит?

Игра ль Лидийских флейт разымчивых, и лики

Плясуний-дев? Веселий жадных клики —

Иль в неге возрыдавшая печаль?

Не солнц ли, солнц недвижных сердцу жаль?

И не затем ли так узывно-дики

Тимпан и систр, чтоб заглушить улики

Колеблемой любви в ночную даль?..

И светочи полночные колышут

Багряным полохом родные сны,

И волны тканей теплой миррой дышат...

А из окрестной горной тишины

Глядят созвездий беспристрастных очи,

Свидетели и судьи страстной ночи.

XII

Как в буре мусикийский гул Гандарв,

Как звон струны в безмолвьи полнолуний,

Как в вешнем плеске клик лесных вещуний,

Иль Гарпий свист в летейской зыби лавр,—

Мне Память вдруг, одной из стрел-летуний

Дух пронизав уклончивей, чем Парф,

Разящий в бегстве,– крутолуких арф

Домчит бряцанье и, под систр плясуний,

Псалмодий стон,– когда твой юный лик,

Двоясь волшебным отсветом эонов,

Мерцает так священственно-велик,

Как будто златокрылый Ра пилонов

Был твой пестун, и пред царевной ник

Челом народ бессмертных фараонов.

XIII