Сон великого хана. Последние дни Перми Великой - [41]

— С помощью Аллаха и пророка его Магомета покорит пресветлый хан Русь и воинство своё с добычей домой приведёт, — возражали правоверные воины, уповавшие на небесную помощь и не хотели предаваться никаким сомнениям или мрачным думам.

После полудня великий хан объехал ряды своих войск на чудном арабском жеребце, украшенном со всею пышностью Востока, и милостиво разговаривал с окружающими его вельможами, расцветавшими от каждой улыбки повелителя. Воины восторженно кричали:

— Слава великому хану!.. Веди нас на Русь, на Москву!.. По одному слову твоему рады мы на смерть идти!.. Прикажи нам, пресветлый хан, и мы землю для тебя перевернём!..

Просветлевший лицом владыка благосклонно говорил в ответ:

— Завтра вперёд пойдём, храбрые воины! С такими богатырями могучими нетрудно Русь покорить!.. Сделаем русских людей рабами своими!..

— Головы свои сложим, а твою похвалу заслужим, хан пресветлый! — гремели восхищенные воины и готовы были нести владыку мира на руках, если бы обычай позволял это.

Под вечер, когда в монгольском стане все укладывались на покой, чтобы подняться утром свежими и бодрыми, сторожевые наездники схватили одиночного всадника, похожего по одежде на русского и прямо скакавшего на монголов. Один из воевод, к которому привели пойманного, начал его допрашивать.

— Откуда ты? — спросил он строго, получив донесение от наездников, что неведомый всадник умеет говорить по-монгольски.

— С Руси, господине, — отвечал тот, смело глядя на азиата.

— Куда ж ты ехал? Зачем?

— К вашему хану я приехал... к Тимуру...

— К нашему пресветлому хану? — с удивлением переспросил воевода, высоко подняв брови. — Да как ты дерзнул?.. Как осмелился?.. Ты, червь презренный, ползающий во прахе земном?..

— Я приехал к хану вашему по особливому делу. Ведите меня к нему!..

— Много чести для тебя будет, собака, на лицо великого хана взирать! — закричал воевода, заподозрив в говорившем отчаянного человека, способного на всякое дело. — Пресветлейший сагеб-керем повелел таких людей, как ты, мечом сечь и огнём жечь. А посему одна дорога тебе — в ад, где мучаются псы неверные!.. Не посол же ты князя русского? Послы не так ездят...

— Не посол я, я враг великого князя московского, — со значением вымолвил русский, в котором можно было узнать Рогача, приводившего свой коварный план в исполнение. — А приехал я для того, чтобы вашему хану дорогу на Москву указать... и всё рассказать о Русской земле. Так и скажите ему, что важную весть я привёз...

Воевода нахмурился и плюнул.

— Так, значит, изменник ты? А изменников мы не жалуем! От изменников правды не жди...

— Нет, не изменник я, — торопливо возразил Рогач и постарался объяснить татарину, что между Москвою и Великим Новгородом существует громадная разница, что вредить Москве для новгородца не составляет измены, и в конце концов так убедил воеводу, что тот признал его желание предстать перед лицом владыки мира заслуживающим уважения и повёл Рогача к ханскому шатру.

Новгородец был спокоен. Точно лёд какой оковал его сердце: ни страха, ни трепета не чувствовал он, шествуя на страшный суд (как он мысленно называл своё вероятное свидание с Тамерланом). Речь его к великому хану была заранее приготовлена. Недаром он "складывал" былины, отличавшиеся замечательною благозвучностью, — Тимур был бы очарован его красноречием, если бы ему, Рогачу, удалось увидеть грозного завоевателя.

"Не ударю лицом в грязь, — думал новгородец, проходя по монгольскому стану, наполовину уже погруженному в сон. — Запущу соловья в зубы. На то я и гусляр-сказитель, чтоб небылицы в лицах представлять... Удружу Москве злодейской!.."

В стороне послышались стоны. Рогач посмотрел туда и увидел до десятка молодых, совершенно обнажённых женщин, избиваемых двумя воинами. Воины размахивали ножами и погружали их в груди несчастных, падавших со стоном на землю... Зрелище было омерзительное. Даже Рогач был потрясён.

— Что это? — невольно сорвалось у него с языка, когда воевода мельком поглядел на извергов и равнодушно пошагал дальше.

— Поганые русские девушки, — был ответ. — В Ельце-городе взяты были... Наши эмиры да князья забавлялись...

— Чего ж ради убивают их?

— Завтра в поход идём, так они мешать станут. Ну, и отдали воинам...

"Ах басурмане! — мысленно выругался Рогач, не потерявший ещё способности сочувствовать чужому горю. — Отольётся вам кровь христианская! Вот погодите ужо..."

Но тут он поморщился и подавил тяжёлый вздох, готовый вырваться у него из груди. Сожалеть о неведомых девушках было неуместно тогда, когда он думал предать в руки варваров всю Русскую землю. Понятно, хан Тимур мог и без его "доброхотства" разгромить Русь, но измена оставалась изменою, и Рогач хорошо понимал, какой страшный грех берёт он на душу, решаясь распалить воображение завоевателя рассказами о существующих и несуществующих богатствах земли Русской.

Рогач и его провожатые подошли к тройному ряду почётных телохранителей, окружающих великолепный шатёр сагеб-керема. Воевода отыскал князя Бартома и долго говорил с ним по поводу того, представлять ли неизвестного русского перед светлые очи ханские? Наконец Бартом произнёс: