Сон в ночь Таммуза - [32]

Странно, что всё это мельком пронеслось в голове Габриэля при долгом разглядывании с явным наслаждением лепестков белых лилий, как некого воплощения мечты Творца. Ведь именно Орита была той, кто познакомил его с Беллой в кафе «Канкан».

Хозяином кафе был «здоровяк Песах», как его прозвали семинаристы и студенты школы «Бецалель», питавшиеся у него, кто за деньги, кто в кредит. Еще до того, как он стал «толстяком Песахом» и расширил территорию кафе, присоединив к нему несколько соседских кафе, не пользовавшихся успехом, в тот день добросердечный Песах отнесся к парочке – Орите и Габриэлю – с особым почтением. Он буквально рассыпался в комплиментах перед Оритой.

– Еще раз большое спасибо от всего сердца, от супруги моей и меня, вам, госпожа, и отцу вашему, почтенному судье Верховного Суда, – говорил он, улыбаясь во весь рот, полный коротких зубов, подавая кофе. Все эти слова «госпожа», «почтенный судья», арамейское «омка делиба»(«от всего сердца») могли показаться шутливыми остротами, если бы не звучали из уст человека, верного традициям, по отношению к людям, живущим по свободному, как порхание бабочки, движению души. Орита с потрясшим Габриэля умением приняла этот язык, ответив в том же стиле:

– Здоровья и успеха вам, уважаемый господин, от имени моего отца и учителя, и от меня, его дочери, скромной и «кошерной», с пожеланиями успеха от всего сердца(«мэ омка делиба»).

И тут все вокруг грохнули. Песах был настолько рад, что тут же принес им за счет кафе блюдо семечек и фисташек. И тут Габриэль впервые услышал из уст Ориты имя Беллы. Оказывается, избыточная почтительность Песаха объяснялась тем, что супруга его Белла была принята отцом Ориты на работу секретаршей не в бюро Верховного Суда, а по частному проекту, которым судья занимался, исследуя отношение евреев в мусульманской Испании к проблеме гомосексуализма, согласно существующей литературе и, в частности, юридическим источникам. Исследование это должно было быть опубликовано в номере ежеквартальника «Британского императорского общества», целиком посвященном средним векам. Беда в том, что Белла недостаточно хорошо знает английский. Причем, до такой степени, что судья не может вообще на нее полагаться. С другой же стороны, она превосходно разбирается в средневековой литературе на иврите. Познакомившись с ней, судья решил прекратить дальнейшие поиски кандидаток еще и потому, что Белла очень рано потеряла отца, и мать, нищая вдова, с пятью детьми, вынуждена была с утра до ночи, мыть посуду и полы, стирать белье в чужих домах. В свои неполные тринадцать лет Белла, как самая старшая из детей, уже работала, помогая семье, в доме матери Верховного судьи. Он-то и обратил внимание, что малышка в каждую свободную минуту заглядывает в любую книгу, подвернувшуюся ей под руку и, буквально замерев на одной ноге, не отрывается от чтения до такой степени, что не слышит из кухни призывов хозяйки, ни шороха приближающихся к ней старушечьих шагов. Мать судьи и определила ребенка в приютский дом, а он, насколько это возможно тайком, помогал ее матери. Когда старуха решила определить Беллу в приютский дом, обнаружилось, что мать Беллы не так уж нища, что есть у нее доходы от принадлежащих ей квартир, которые она сдает в наем. Доходы, в общем-то, небольшие, но достаточные для существования. Но вдова ни за что не хотела оплачивать учебу дочери и даже нагло требовала возврата денег, которые старуха тратила на эту учебу. Старуха выгнала вдову из дому, хлопнув за нею дверью. И даже погрозила вызвать полицию. Все это не помешало судье помогать вдове тайком от своей матери, главным образом, из жалости к Белле. Когда же в семнадцать лет Белла покинула детский дом, вдова удостоилась большой победы в деле будущего своей дочери. Надо было позаботиться, чтоб дочь, покинувшая сиротский дом в одном платье, с небольшим узелком в руках, с полным отсутствием шансов на «приличного жениха», могла, упаси Боже, остаться старой девой. Но тут вступили в поле действия родственники. Вдова настойчиво попросила брата, занимающегося в ешиве, позаботиться о племяннице Белле, обратиться к главе ешивы, к известным раввинам, к праведникам, с просьбой подписать обращение к верующим поддержать заповедь о «выдаче замуж». Зная строптивый характер дочери, ее «наивность, упрямство и глупую гордость в стиле современности», вдова всё это держала от нее в строжайшем секрете. Но Белла, и не зная, что заваривается за ее спиной, разнесла весь этот замысел в осколки. Первым делом, она вообще не вернулась домой. Начальница приютского дома была удивлена, когда вдова обратилась к ней с вопросом, где Белла. Ей, начальнице, Белла сказала, что возвращается домой. Да, начальницу смутило, что Белла не говорила о вещах, обычных для скромной и бедной девственницы-воспитанницы приютского дома: создать еврейскую семью, а все мечтала продолжить учебу, и вот же, исчезла неизвестно куда.

Обнаружил беглянку никто иной, как брат вдовы, тот самый ученик ешивы.

В полночь, возвращаясь после молитвы у Стены плача, он услышал к собственному потрясению громкий смех племянницы, доносящийся из кафе «Канкан». Осторожно заглянув в окно, он увидел Беллу в компании хозяина кафе «здоровяка Песаха» и еще каких-то парней и девушек, справляющих этакий полночный пир веселых и беззаботных бездельников, пьющих, закусывающих и хохочущих во всё горло. Потрясенный до глубины души, братец тут же помчался сообщить обо всем сестре. Известно, что «здоровяк Пе-сах» человек добрый, выполняющий заповеди по-своему, вовсе не глубоко верующий, водит дружбу со всеми этими неверующими семинаристами и студентами художественной академии «Бецалель», которые заполняют его кафе. Но будь он абсолютным праведником, что поделывает девушка, одинокая сирота, в полночь в компании известных всему городу да и миру безродных атеистов? И он, ее брат, ни при каких обстоятельствах не будет лгать своему раввину, прося его помочь племяннице в «выдаче замуж».