Somniator - [4]

Так началась моя школьная жизнь… Пока одноклассники гуляли во дворе целыми днями, я сидел дома и учился. По-хорошему, мне можно было этого не делать – для отца не имело значения, какие успехи достигались мною в школе: сдал – молодец, не сдал – ничего, все исправимо. Как говорил Билл Гейтс: «Школа никогда не научит тому, что жизнь не дает второй шанс». Однако у меня была прямо-таки неудержимая тяга к знаниям. К тому же, я чувствовал ответственность за свой выбор сильного класса, и мне хотелось идти до конца. Вдобавок ко всему я боялся Сурового и его недовольства.

А еще он подсадил меня на гордыню. Как и было обещано, лучшие ученики превозносились, а это очень тешило мое самолюбие.

– Итак, милая, я в третий и последний раз спрашиваю тебя, – спокойно говорил учитель одной из моих одноклассниц, – как называется место, где горит Вечный Огонь?

Это был один из уроков москвоведения во втором классе. Девочка мялась у доски, теребя себя за форменную юбку, и было видно, что она не просто не может вспомнить, а даже ни разу не видела этот параграф из учебника в глаза.

– Александровский сад, ну как можно этого не знать? – выкрикнул я с места, демонстративно показывая, как наскучил мне этот допрос.

– Соглашусь с, – Суровый назвал мою фамилию, – это же твой родной город. Чем занималась вчера: смотрела мультики или в куклы играла? Два.

Таких сцен было сотни. В эти моменты одноклассники меня ненавидели, но в целом, они меня любили. Я был веселым, общительным, а самое главное – удобным. Если было время, ценой даже собственных результатов я помогал всем и вся за простое «Спасибо». По этой причине мне всегда было неясно, хорошее отношение одноклассников строилось на личной симпатии или же на потенциальной выгоде, которую можно было из меня извлечь. Я не был отличником, хотя знал все раза в три лучше тех, кто являлся ими на бумаге. Но это были эгоистичные твари, не имевшие друзей, зацикленные только на себе и достижении своих, а возможно, даже родительских целей.

Я был другим. Признаться, основной процент людей я считал глупее себя. На уроках я скучал, поэтому часто трепался с соседями по партам или мечтал, постоянно попадаясь учителю с невнимательностью и неспособностью повторить последнюю фразу.

Все три года начальной школы я просидел рядом с одной и той же девочкой. Она была очень миленькая, изящная и более, чем симпатичная, хотя и не отвечала именно моим вкусам. Первое время мы с ней совершенно не общались, за исключением слова «привет» по утрам, но по прошествии недель, когда я стал замечать, что мне учеба дается с поразительной легкостью, а моей соседке по парте вовсе нет, я стал помогать.

– Эта безударная гласная проверяется словом «падать», – сказал я девочке, когда заметил, что она написала «падение» через «о».

Моя соседка исправила ошибку, поблагодарила меня и покраснела. А я впервые из последующих тысяч раз почувствовал теплое ощущение внутри от того, что кто-то из посторонних выразил мне благодарность. Потом с моей стороны последовала еще помощь, затем третья, четвертая и так далее. Мы начали общаться, шутить, я стал подсказывать этой девчушке при ответах. После школы мы мило махали друг другу ручками и расходились по домам. А вечером или в выходные мы звонили друг другу и болтали. Если бы у меня была мама, она бы непременно подумала, что у меня появилась «первая школьная любовь», но это было не так. Мои отношения с соседкой по парте не являлись ничем большим, нежели дружба.

С течением недель и месяцев наши разговоры становились все более откровенными, и в конечном итоге все свелось к сексу. Как и всегда в этой жизни.

– Слушай, я такое узнала вчера! – с вытаращенными глазами зашептала моя подружка однажды утром, подсаживаясь за мою парту. Потом она склонилась прямо к моему уху. – Я узнала, как делаются дети!

По моему лицу поползла улыбка. Такими знаниями меня было уже не удивить. Книжные черви, вроде меня, давно читали обо всем в энциклопедиях.

– Ну давай, удиви меня! – улыбаясь, ответил я.

– А что, ты знаешь, как это делается? Ты знаешь про… секс?

Когда я смотрю назад во времени, то не могу без улыбки вспоминать эти разговоры и серьезность их восприятия.

– Нет, – соврал я ради интереса, – расскажи.

– Давай я тебе лучше покажу. Пойдем после уроков ко мне домой, у меня родителей все равно нет дома.

Ах, как это звучало бы лет через десять!

Но еще не извращенный детский ум не воспринял слова о родителях, как предложение переспать. Подобная ассоциативность появляется намного позднее. После школы я впервые пошел к соседке по парте домой. Мы поднялись на седьмой этаж, в молчании скрывая предчувствие чего-то интересного.

Я разделся, разулся в коридоре, и моя подружка потащила меня в комнату с телевизором, потом вытащила из-за шкафа видеокассету и вставила ее в магнитофон. Мы сели на пол и начали смотреть. Разумеется, это было порно, причем достаточно жесткое и изобилующее крупными планами. Мы смотрели, не отрываясь: я впервые в жизни, моя соседка во второй. По истечении получаса тупого молчания со взглядами, устремленными в телевизор, девочка сказала, что так и делают детей.