Сольск - [7]

Шрифт
Интервал

– …отныне и во веки веков. Аминь, – он наложил на кучку грязных голодных людей святое знамение и отошел от алтаря.

Люди устало побрели к выходу. От толпы отделилась женская фигура и подошла к Игнату. Это была Дарья, жена кузнеца.

– На исповедь?

– За советом к вам, батюшка.

Впалые глаза женщины светились больным блеском. Прежде чем заговорить снова, она дважды оглянулась, будто опасаясь, что за ней следят.

– Не знаю, что мне делать.

Она была испугана и устала, но выглядела как всегда весьма привлекательно. Черт (прости меня, Господи), слишком привлекательно для того, чтобы он мог сдержать себя от грязных плотских мыслей. И это несмотря на пустое брюхо и величайшую слабость. Он тут же устыдился собственных помыслов, но постарался не подать вида.

– Нерешительность и смятение от малой веры твоей. Когда ты придешь к Богу, вопрос «что делать» потеряет смысл.

Дарья пропустила его ответ мимо ушей. Он понял: это потому, что она не стала уточнять, что значит «потеряет смысл» и «придешь к Богу».

– Что-то происходит с Архипом. Ночью он куда-то уходит из дому. Сначала думала, с соседкой спутался.

У жившей в соседней хате солдатки Матрены было восемь детей от разных отцов, и ни один из них не был ее мужем.

– Второго дня пошла за ним до калитки. А он не в деревню, а в лес свернул. В темноту. Да так уверенно зашагал. Ни разу не оглянулся. И все быстрее, быстрее. Чуть не бежал. Словно позвал его оттуда кто. Я дальше поворота идти побоялась. Вернулась домой, легла в кровать, а самой не спится. Так до утра и пролежала. Все думала, спросить у него, куда он ходит, или не надо? Может, походит да перестанет? Когда светать стало, в сенях котелки загромыхали. Я лежу, не встаю. Потом время прошло – хлопнула дверь. Я – к окну и вижу, как он в погреб залез и за собой крышку задвинул.

Он слушал, но не слышал. Взгляд прилип к ее груди. Он трижды отводил глаза в сторону и трижды обнаруживал, что снова смотрит туда же. А все из-за обета безбрачия и глупого решения влиться в черное духовенство. Следовало жениться и забыть о карьерных амбициях. Аскетизм делал из него одержимого похотью лицемера. Стремление к чистоте души оказалось благодатной почвой для грязных помыслов.

– …а за печкой я нашла вот это, – Дарья обернулась. Кроме них, в церкви не было никого. Из-за пазухи она достала серебристый предмет и протянула его Игнату. Он взял согретую телом вещицу и слегка трясущимися руками и поднес к свече. На почерневшем серебре вязью было выведено: «За мужество и отвагу».

Он хотел сказать ей, к кому обратиться, но тут же запнулся. После исчезновения Макара вершить правосудие в этой глуши было некому. Теперь он сам и был здесь высшей судебной инстанцией.

Женщина расплакалась.

– Это ж приказчика табакерка. По доброй воле Макар бы с ней ни за что не расстался. Я-то думала, он в город сбежал. И как мне теперь домой возвращаться? Не идти не могу – там дочь. И идти боюсь. Кто знает, что ему еще в голову взбредет.

Игнат протянул портсигар обратно. Дарья замахала руками.

– Пусть будет у вас, батюшка. Куда мне ее девать? Игнат рассеянно положил вещицу на окно.

Как, однако, легко поверил он в ее историю. А ведь ничего определенного. Мало ли какими путями мог оказаться портсигар у Дарьи? Может, прежде чем уйти, Макар сам его Архипу отдал. А может, потерял, а Архип нашел и спрятал. А может, и не за печкой Дарья его нашла. Придумала жуткую историю, чтобы с мужем поквитаться. И есть с чего. Бил он ее исправно.

– Возвращайся домой. Доверься Богу. Не бойся. Без воли его и волос с твоей головы не упадет. А все беды – лишь испытания на пути к Райскому саду. Дьявол смущает и тебя, и Архипа. Это испытание для вас обоих.

Огромные глаза Дарьи наполнились слезами. Она схватила его за руку.

– Христом Богом вас прошу, помогите. Схороните нас или его куда заберите. Убьет он и меня, и дочку. Как вы еще не поняли, батюшка? Архип и есть Дьявол.

11.

Прошли два месяца. Мертвое поместье Сольских завалило снегом. Все стало белым как слепота. И только окна заброшенных изб зияли черными глазницами.

– Еще немного и конец.

Игнат набросил на плечи шерстяное одеяло и впервые за минувшие сутки встал с кровати. От холода стопы онемели и не чувствовали пола. В голове шумело. Изо рта шел пар.

В комнате было пустынно и грязно. Стол, шкаф и стулья сгорели в печи еще позавчера. А вчера настала очередь книг. Новый завет и Псалтырь. Наконец-то он почувствовал Божественное тепло, о котором так много говорил настоятель Соловецкого монастыря, а впоследствии духовный наставник Игната – отец Сергий.

У кровати стояло ведро и кружка. Воду приносила Матрена три дня назад. Больше он Матрену не видел.

Игнат ткнул пальцем в кружку, разбил тонкий лед и сделал два глотка. В голове немного прояснилось.

Четыре недели назад лютый голод, до этого кругами ходивший около своей добычи, набросился на людей.

Первых покойников хоронили как положено. Потом, когда всерьез похолодало, перестали отпевать, а потом и хоронить. Земля затвердела от мороза. Рыть могилы не было сил. Тела свозили в овраг на краю деревни.

– Похороним, как немного потеплеет, – утешал родственников Игнат.


Еще от автора Алан Кранк
Кормилец

Провинциальный врач-психиатр сам оказывается на грани сумасшествия. Кошмарные воспоминания, похороненные в подсознании, медленно выбираются на поверхность. Он не может обратиться за помощью к коллегам – это означает признание в убийстве. Он не может помочь себе сам – для этого нужно трезвое восприятие происходящего. Страх пожирает его. Но не страх перед болезнью, а страх перед Древним Божеством, которое зовет врача к себе и требует новой жертвы. Содержит нецензурную брань.