Соломон, колдун, охранник Свинухов, молоко, баба Лена и др. - [35]

Те, кто к ним потянулся, очутились в относительной безопасности, и поэтому акционеры-основатели сидели с утра целыми днями в каптерке, пили коньяк, смотрели видик и играли в покер в табачном дыму.

Постепенно подзащитные подпускали их в паи собственных производств, и через семь лет образовалась промышленная империя, растянувшая капиталистические щупальца от Белого моря до Берингова пролива.

Мелкие и средние предприятия, рынки и торжища, санатории и туристические базы требовали управления, и там, где удалось отбиться (хотя из-за этого ряды ветеранов поредели), потребовались молодые зубастые белые воротнички, акулы рынка, пираньи свободного предпринимательства.

С утра до вечера они, не унывая, сновали по всем щелям империи, и постепенно, со сменой общеполитической обстановки, вся власть отошла к ним. Вооруженные законниками, юристами и знаниями, они лишили акционеров даже эфемерной власти, так как защита теперь требовалась не для них, а скорее от них.

Ветераны подались во все тяжкие и попытались повоевать, как в юности, но быстро приуныли, так как молодняк оказался столь циничен и непредсказуем, что отморозки девяностых перед ним выглядели паиньками.

От откровенных бандитов их отличала только какая-то совковая тяга к символам и знакам, поэтому они оставили последнего акционера в качестве талисмана, выдавая ему ежемесячно по десять тысяч рублей.

Еще они создали зал славы, где повесили его портрет в рамке, описали жизненный путь, привели семейные фотографии и сочинили гимн со здравицами и лестным словами.

Акционера больше всего раздражали не десять тысяч рублей, а гимн. Все казалось, что над ним издеваются, но на самом деле они его сочинили от чистого сердца, просто у них сердца такие.

Коммерческая деятельность

Я закончил Харьковское военное училище и служил в Мурманске-50 неплохо, так как гарнизон был секретный и надбавки шли высокие. Зарплата лейтенанта, служебная квартира и перспективы роста.

Когда реформаторы развалили армию, сделали смешные оклады, а мы все что можно со складов продали, я пошел к нашему коменданту и попросил отпустить меня на гражданку, так как никакой возможности жить больше не осталось.

Комендант ответил: «Не могу, ты же ничего не нарушил, поэтому просишь меня о невозможном. Ты, конечно, можешь подстрелить старшего по званию, открыть секреты Родины врагу или погубить солдат, но это никаким основанием для твоего отчисления не будет, разве только в звании понизят или отсидишь, поэтому отстань». От этого мне поплохело.

Я думал и мучился семь дней, весь исхудал и высох, и непонятно, к чему бы это привело, если бы в городе я не поделился своими горестями с армянином Давидом, который меня спас. От своего коньячного кооператива он выписал справку, что я занимаюсь коммерческой деятельностью. Это и послужило главным основанием моего увольнения на гражданку.

Литературная слава

Наш специалист по стандартам качества из глухой чувашской деревни не мог написать трех слов без ошибок, даже используя встроенный редактор грамотности программы Word. Это не было заметно, пока его не повысили до должности директора по развитию и не предписали надзирать за филиальной сетью. Новая работа в основном писательская и требует выпуска большого числа инструкций и положений. Теперь каждый день он сидит в углу офиса, что-то бормочет под нос и громко набивает двумя пальцами длинные и увесистые тексты. Когда мы проходим мимо, он грудью закрывает от нас экран, будто мы воруем авторские права и специализируемся на плагиате.

Проблема не в том, что нам интересно, а просто его уже давно настигла слава. Когда он вечером уходит с работы, мы читаем его писанину и растаскиваем на цитаты и афоризмы. Потом стоим в курилке и вслух смеемся до колик. Кто-нибудь один скажет слово из увиденного, а другие загибаются и держатся за животы. Кто-нибудь один напомнит смысл фразы, а другие не могут остановиться от хохота.

Когда директор по развитию проходит мимо, мы затихаем и только перемигиваемся за его спиной, еле сдерживаясь.

Стенгазеты

Собака

Усталый и голодный я шел с работы домой, когда увидел бедную замученную собаку в подворотне нашего дома. Полуметровый черный пес стоял у ступенек и смотрел выжидающе всем проходящим в глаза, словно хотел просить о помощи. У пса висел до пола хвост, болтались уши, он подпрыгивал на трех лапках, так как четвертая была перебита и каким-то сердобольным человеком перебинтована. Как мне его было жаль, как мне его было жаль! И я заплакал, и, честное слово, мне еще никогда так не плакалось, и никто не вышибал у меня столь едкую слезу.

«Пойдем», – сказал я ему, позвал рукой, и мы пошли в лифт вместе, потому что пес оказался добродушным и отзывчивым, словно давно уже ждал своего хозяина.

Жена, когда увидела пса, закричала: «Он огромный, он грязный, он вшивый, а у нас кот не привитый, а тебе давно уже пора зашиться, а ну-ка дыхни».

Я дыхнул, но продолжал плакать, так как мне еще в жизни никого не было так жаль, как этого пса.

Стенгазеты

Прохор Прохорович Стербец до поступления в Суриковку очень плохо учился в школе, но руки у него были золотые, и уже в двенадцать лет он вырезал из рябины фигурку Геракла так правдоподобно, что все подходили и подолгу разглядывали. Опускали головы вниз и смотрели вверх. Поднимали головы вверх и смотрели вниз.