Соломон. Царь тысячи песен - [15]

Соломон развел руками.

— Ты воистину прозорлив, царь Финикии! Я с радостью и почтением принимаю твою дружбу. И буду говорить так открыто, как не могу пока говорить ни с кем в собственном доме. Да, не только красоты этой прекрасной земли привели меня в Финикию. Наши страны связывала личная дружба царей, славные военные победы и взаимовыгодная торговля. Об этом не раз говорил мне отец.

— Да, мы хорошо торговали. Особенно в последние годы, — согласился Хирам.

— Я еще молод годами, но хочу не просто сохранить то, что оставил после себя Давид, а стократ приумножить! — Соломон встал с кресла, подошел к краю террасы и провел рукой по искусно отделанным слоновой костью перилам. — Здесь, — Соломон развел руками, — все построено на века, все дышит изяществом и роскошью. Израиль большая страна, и сделать ее такой же много сложнее, но я это сделаю! — он круто повернулся, и Хирам увидел лихорадочный блеск в глазах юного царя. — Сделаю! — ударил Соломон кулаком по перилам. — Бог свидетель, я это сделаю!

Соломон вернулся в кресло и уже спокойно произнес:

— Если ты не против, мы увеличим, значительно увеличим нашу торговлю. Я сделаю сильной армию, построю города и укреплю границы… Но для этого мне нужно золото, много золота! — Соломон бросил быстрый взгляд на Хирама. — И это золото я буду просить у тебя.

Хирам улыбнулся.

— Мои возможности не безграничны, — он развел руками. — Но если ты скажешь, сколько тебе нужно, возможно, мы и сможем помочь.

— Не так много, чтобы ты отказал, но и не так мало, чтобы я мог без этого обойтись… — сто двадцать талантов[9] будет тебе по силам?

— А что ты сможешь дать в залог, под обеспечение этой суммы? — уклонился от прямого ответа Хирам.

— Двадцать больших поселений в Галилее с людьми и их имуществом, — не задумываясь, сказал Соломон. И быстро добавил:

— Это будет с лихвой, можешь мне поверить.

Хирам рассмеялся.

— А ты хорошо подготовился к разговору. Не зря до меня доходили слухи о мудрости Соломона! Ну что ж, я, пожалуй, дам тебе сто двадцать талантов! Но ты покажешь мне сначала эти поселения.

Соломон пожал плечами.

— Они все на нашей границе, покажу с радостью… Но это еще не все, — притворно вздохнул он. — Мне нужны материалы для постройки города и Храма, искусные рабочие… Много материалов и много рабочих. Я буду покупать у тебя гораздо больше, чем мой отец, и поэтому рассчитываю на хорошую скидку.

Хирам потер ладонями.

— Дам, все дам! Первую партию привезу лично — морем, в Яффу. Заодно и увижу твой залог под золото. Но из порта — доставка за твой счет, равно, как и содержание рабочих. И я сделаю для тебя, как для брата, хорошую скидку. За материалы и рабочих будешь расплачиваться, как и Давид, — пшеницей, маслом, вином. Ну а сколько — мы с тобой подсчитаем!

Соломон удовлетворенно кивнул.

— Получишь все, что просишь, и самого высокого качества… А сколько у тебя торговых кораблей? — неожиданно спросил Соломон.

Хирам удивленно посмотрел на него.

— Не могу сказать точно, но много! Да и купцы имеют свои корабли… А почему ты об этом спрашиваешь?

— Я тоже буду торговать с разными странами. Можем это делать вместе, если ты поможешь мне построить корабли на Чермном[10] море…

Хирам подошел к Соломону и обнял его.

— Если ты сумеешь исполнить хотя бы половину из того, что я здесь услышал, станешь великим царем, равным которому еще не было во все времена!

* * *

Когда Соломон вернулся в Иерусалим, он сразу же пригласил к себе Ванею, Азарию, Адонирама и Садока.

— Скоро к нам начнут прибывать корабли от царя Хирама, — без предисловий начал он. — Они доставят в Израиль строительные материалы: ливанский кедр, слоновую кость, железо… Прибудут также тысячи искусных мастеров — строителей, резчиков камня, плавильщиков метала. И мы должны подготовиться, чтобы принять людей и все остальное.

— Позволено мне будет спросить? — поклонился Ванея.

Соломон кивнул головой.

— Позволено! Я думаю, что вопросов будет много и не только у тебя одного.

— Что задумал строить мой господин?

Соломон посмотрел на застывших в напряжении царедворцев, и в сердце его закрались сомнения и страх.

Не много ли я беру на себя? — подумал он. — Они примут все, что я скажу Но принять и исполнить не одно и то же, а лучших нет и не будет… один я, всегда один…

— Храм, — буднично произнес Соломон, еще погруженный в свои мысли. — Храм, города, дороги… Легче спросить, чего я строить не буду.

Воцарилась тишина. Напряжение последних недель, восторг и подъем, испытанные Соломоном в Финикии, грандиозность планов, которые в прекрасном дворце Хирама казались такими ясными и достижимыми, здесь, в собственном доме, в самом сердце пыльного, серого и мрачного Иерусалима показались ему сейчас смешными и дерзкими. Тревожные мысли-изменники окрепли, расширились, переплелись в мощный клубок безразличия и тоски, отозвались, как эхом, трусливой занозой в ранимом и одиноком сердце.

— Храм, города, дороги… — еле слышно повторил Соломон. Повторил не им, а себе. Слова эти на миг повисли в воздухе, разлетелись, не встретив препятствия в напряженной тишине огромного зала, и вернулись в сердце царя уже другими, словно чужие — сильные, решительные, смелые!