Соломка и Зверь - [67]

— Заведу себе любовника. Видимо, тебе так понятнее!

— А чего ж столько ждать? — прошипел он.

— Потому что, опять же в отличие от некоторых, я не падкая на первое попавшееся блюдо. Предпочитаю быть гурманкой!

— Никого ты себе не заведешь! — уже с угрозой сообщил Гнат.

— Даже спрашивать ни у кого не собираюсь!

Он глубоко вздохнул, потом сомкнул губы, заканчивая таким образом разговор. Потом Гнат занялся работой, старательно игнорируя толкущуюся поблизости Соломку, которая придерживалась обещания неотрывно следить, чем он занят.

Оказалось, по одной известное ему системе Гнат прикреплял в углы комнат крошечные наклейки, такие же невидимые, как ту, что до сих пор была на руке Соломки. И расставаться с наклейкой желания не было, в чём точно дело, неизвестно, но штука по-любому полезная.

Разобравшись с наклейками, Зверь пошел к порогу, с такой радостью, будто вырывался из клетки на свободу. Соломка след в след понеслась за ним.

— Стой!

— Чего ещё?

— У меня вопрос.

— Обязательно ко мне?

— Да.

— Ладно, спрашивай.

— Правда, что ты почувствовал во мне свою пару?

— Ч… что?

Его отвалившаяся челюсть была лучшим аттракционом за последнее время. Просто хоть фотографируй и на стену вешай.

— Правда или нет? — как можно строже спросила Соломка.

— Кто тебе сказал?

— Какая разница. Так что с ответом? Сложности какие-то?

Он вдруг неприятно скривился, почти оскалился, наклонился и вызывающе сообщил:

— Да! Правда!

Тут уже растерялась Соломка. Она была уверена, что Зверь с негодованием будет отрицать любые намёки про настолько личные чувства, а если совсем уж честно, ни о чём она не думала, вот вообще ни о чём, просто поддалась неосознанному порыву, задавая вопрос, но вышло, что он не только ответил, а ответил так, что неизвестно, как на такое реагировать.

Гнат сделал шаг вперёд — это движение несло столько скрытой угрозы, что Меланья невольно отступила.

— Да, — довольно зловеще прошептал Гнат и на его лице смешивался восторг и отвращение. — Это правда. И ещё правда, что это ровным счётом ничего не значит. Для меня. Кто-нибудь другой был бы рад. Но не я. Я понятно выражаюсь?

Это было как удар под дых. Воздух перестал поступать в лёгкие и Соломка с ужасом поняла, что задыхается. Верить, что ничего такого не было — это одно, это грустно, но понятно. Но знать, что это правда, влечение действительно существует, но одна мысль о подобной привязанности настолько… настолько ему отвратительна, это слишком больно.

Ванилия говорила, что была бы счастлива встретить свою пару. Как и любой из племени. Но не Гнат…

— И что? — продолжал он. — Есть что сказать?

Соломка вздрогнула и сдалась — развернулась и убежала, бросила его последи коридора, влетела в свою комнату, хлопнув дверью, а потом в ванную, включила воду, чтобы заглушить любой шум извне и, усевшись на пол, закрыла голову руками.

Сама виновата. Сама виновата!

Придётся учиться жить и с этой новостью. А как?

Нужно просто жить — и однажды всё наладится. Если в это верить, всё наладится. Иначе и жить не захочется. Последнее принесло столько удивления, что Соломка даже перестала всхлипывать.

Если она не вычеркнет Гната из памяти, то не захочет жить дальше. Вот так вот.

И это несправедливо. Мама радовалась жизни, даже когда радоваться было особо нечему. Голодная и в очередной раз выброшенная с работы она радовалась, что по небу ходят красивые тучи, что рядом чудесная дочь и вечером, под звук дождевых капель, можно лежать, укрывшись одеялом и читать вслух какую-нибудь книгу, где всегда побеждает справедливость.

— Отстань от меня! Отцепись, уйти, убирайся! — шептала Соломка, разгоняя образ Гната, который только что сделал с ними обоими нечто страшное. Что-то ненормальное, неестественное.

Но это его выбор.

А она должна сделать свой.

— Убирайся! — стало её выбором.

* * *

Каспи скептически смотрел сверху вниз и молчал.

— Ну правда, я так не замёрзну!

— Ночью холодно.

— А мне не пять лет, чтобы не знать, замёрзну или нет! Ты надоедаешь!

— Ладно, ты права. Извини.

— А сам, кстати, в расстегнутой куртке. Но я молчу.

Он рассеяно кивнул.

— Ну пойдем? Скоро же начнётся?

Время перевалило за полночь и Троя с трудом сдерживала зевок, несмотря на грядущее запретное развлечение. Что покажет суть Племени лучше, чем выставленные напоказ недостатки? Хотя арена не была категорически запрещена, но и не поощрялась. Тартуга верил, что от инстинктов нужно уходить, однако некоторые из Племени считали, что наоборот, нужно следовать туда, куда ведут инстинкты, раз уж получилось, что благодаря вмешательству захватчиков они не совсем люди. И пытаться стать людьми нечего. Ещё вопрос, кто из них более совершенен.

— В общем, мне бы не хотелось, чтобы ты не стала думать о нас хуже. Ну, после того, что увидишь. Особенно обо мне.

— Не льсти себе! На моей биографии тоже есть тёмные пятна.

Каспи снисходительно улыбнулся.

— Конечно.

Но судя по тону, не верил.

До неё вдруг дошло.

— Подожди! А ты… ты сам бился когда-нибудь на арене?

Молчание было самым лучшим ответом.

— Значит, да. Ты бился за женщину?

Теперь к молчанию присоединился опущенный долу взгляд.

— И победил? — уже с ехидцей спросила Троя.