Соломенный кордон - [76]

Шрифт
Интервал

Особенно много времени Геннадий стал уделять себе. Часами он мог торчать перед зеркалом, примеряя рубашки, осматривая брюки — нет ли где пятнышка или складки. Да что тут рассуждать — друг действительно стал взрослым, если у него уже есть невеста — Галка. Ладно, когда-нибудь сам придет со своими секретами. Обида на друга то утихала, то подымалась с новой силой. Сегодня перед спуском в шахту он меня ошарашил совсем.

На один из участков мы попадали чаще, чем на другие. Не любил я этот участок. Иногда портилось настроение только от одной мысли, что сегодня придется ехать на «Песчанку» горизонта триста двадцать. Пласт этот остался невыработанным на всем горизонте, о нем забыли и спустя много лет стали разрабатывать опять.

С непривычки работать на этом участке тяжеловато. Лава сырая, вода появлялась в самых неожиданных местах, а иногда шла по пласту. Молодежи на «Песчанке» не было, в основном здесь работали кадровики. Слесаря тут не уживались. От сырости воздушная линия быстро портилась, в забое еще можно иногда остаться сухим, но в завале в любой снецовке намокнешь.

Батанов попросил нас перенести воздушную линию под забой. На участках, где есть свои, прикрепленные слесаря, за линией следят, не допускают, чтобы она осталась где-то по завальной крепи. На «Песчанке» же ее трудно было найти среди поломанного крепления и обрушившейся породы. В таких местах мы просто обрезали шланг ножом, оставляя десятки метров в завале.

В первый день с нами работал горный мастер. Он не скупился на слова и нахваливал нас почти всю смену. Потом пожал руки:

— Спасибо, ребята, выручили! Работаете вы на совесть. Подождите минутку, на-гора вместе поедем. — Лицо у мастера покрыто оспинками, передние зубы вставные. По лукавому взгляду мы почувствовали, что он что-то хочет сказать.

— Подождем? — спросил меня Генка.

— Давай подождем. Мне кажется, что он на работу к себе будет звать.

— Ну, это он зря... — Геннадий зацепил свою лампу за перекладину верхняка. — Пока суд да дело, успеем переодеться, а то у меня такое чувство, будто мне за шиворот толченого стекла насыпали.

У меня тоже все тело горело. Кристаллики мелкого угля вместе с породой попадали в рукава, за воротник и даже в сапоги. Во время работы я чувствовал только холодную, пахнущую шахтой воду, теперь же, когда я снял куртку и стащил мокрую рубашку, я понял, что тело горит от царапин мелкого угля.

— Вот это душ! По высшему классу! Представляешь, каждый день такая работенка! — Геннадий присвистнул.

— Зато деньгу зашибают.

— Так уж и зашибают... Все-таки интересно, сколько в месяц можно здесь заработать? Надо спросить у мастера, Ивана Александровича.

Выжав как следует шахтерки и вытряхнув мелкий уголь, не спеша стали одеваться. Мимо проезжали груженые вагоны, с хрустом разминая попавшие под колеса кусочки породы. Из люков, когда их открывал горный мастер, с шумом вырывалась вода, бухали о железные борта глыбы угля и обрезки крепежных стоек. С каждым наполненным вагоном воздушная лебедка выла пронзительнее.

— Черт бы ее побрал, аж в ушах звенит от этого воя! Скорее бы он загрузил партию.

Геннадий успел одеться только по пояс, от высыхающего тела валил пар, шахтерская лампа висела за его спиной, от слабого света пар казался густым и белым.

Наконец вой лебедки утих. Спустя несколько минут показалась темная фигура горного мастера Ивана Александровича.

— Что, ребята-слесарята, хорошо у нас?

— Насчет восторга — туго, — ответил Геннадий.

— А мы довольны, — блеснул золотыми зубами мастер. — Температура нормальная, пыли нет — курорт!

— Видал я этот курорт в белых тапочках!..

— Привычка, ребята, и умение, надо уметь везде работать, сама жизнь так учит. Но вы молодцы. Выпишу наряд вам рублей на двадцать.

— А если бы я у вас месяц поработал, тогда какая сумма причиталась бы?

— Ни на одном участке больше, чем у нас, не заработаешь. Переводитесь, пару месяцев — и мотоцикл.

Мне захотелось прекратить этот бесполезный разговор.

— Ежемесячно подавай мотоциклы — и я не соглашусь. Тут одну смену побыл, и чувство такое, будто наждаком спину надраили.

— А я думаю: что-то вы так шахтерки трепали?.. — Лица мастера не было видно, но по голосу чувствовалось, что он улыбается. — Если бы мы так работали, у нас бы давно ребра повылезали. Очень просто делаем. Носим рубашки со стоячим воротом, внизу резинка, брюки поверх сапог пускаем. Мокрые всегда, но уголек не попадает. Умение, ребята, и привычка. Попробуйте кого-нибудь из наших на другой участок перевести, он тебе такой скандал закатит — только держись. У нас хорошо. Уголек мягкий, норма небольшая из-за неподходящих условий. Ну, слесарята, по рукам!

— Что зря болтать, мы все равно скоро рассчитаемся — поступаем в мореходку.

— Вот чудаки! Да у нас воды побольше, чем в море, — плавайте!

На этом разговор наш с мастером кончился — мы подошли к стволу. У ствола было необычно тихо. Подгонщицы и стволовая сидели на распилах и щелкали семечки, разговаривая о чем-то вполголоса.

— Что, девочки, работа кончилась?

— Не видишь — с другого горизонта качают, — ответила полная, в красной косынке женщина.


Рекомендуем почитать
Антарктика

Повесть «Год спокойного солнца» посвящена отважным советским китобоям. В повести «Синее небо» рассказывается о смелом научном эксперименте советских медиков. В книгу вошли также рассказы о наших современниках.


Зеленый остров

Герои новой повести «Зеленый остров» калужского прозаика Вячеслава Бучарского — молодые рабочие, инженеры, студенты. Автор хорошо знает жизнь современного завода, быт рабочих и служащих, и, наверное, потому ему удается, ничего не упрощая и не сглаживая, рассказать, как в реальных противоречиях складываются и крепнут характеры его героев. Героиня повести Зоя Дягилева, не желая поступаться высокими идеалами, идет на трудный, но безупречный в нравственном отношении выбор пути к счастью.


Соленая Падь. На Иртыше

«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.


Опрокинутый дом

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Пересечения

В своей второй книге автор, энергетик по профессии, много лет живущий на Севере, рассказывает о нелегких буднях электрической службы, о героическом труде северян.


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».


Музыканты

В сборник известного советского писателя Юрия Нагибина вошли новые повести о музыкантах: «Князь Юрка Голицын» — о знаменитом капельмейстере прошлого века, создателе лучшего в России народного хора, пропагандисте русской песни, познакомившем Европу и Америку с нашим национальным хоровым пением, и «Блестящая и горестная жизнь Имре Кальмана» — о прославленном короле оперетты, привившем традиционному жанру новые ритмы и созвучия, идущие от венгерско-цыганского мелоса — чардаша.


Лики времени

В новую книгу Людмилы Уваровой вошли повести «Звездный час», «Притча о правде», «Сегодня, завтра и вчера», «Мисс Уланский переулок», «Поздняя встреча». Произведения Л. Уваровой населены людьми нелегкой судьбы, прошедшими сложный жизненный путь. Они показаны такими, каковы в жизни, со своими слабостями и достоинствами, каждый со своим характером.


Сын эрзянский

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Великая мелодия

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.