А когда Алешке было около года, его «манеж» отец поставил рядом с клавиатурой пианино. И сын, подражая отцу, начал тыкать пальчиком то в одну, то в другую клавишу. Вначале он лишь забавлялся тем, что в ответ раздается то ласково-нежный, то рычаще-сердитый голос. Но очень скоро Алешка обнаружил, что волен заставить пианино говорить то, что ему хочется. Потом он обнаружил, что отец совсем не случайно перебирает белые и черные клавиши, что разные голоса прячутся в разных клавишах. И если по ним ударять не наобум, то можно заставить пианино петь ту самую песенку, которую, скажем, вчера напевала бабушка. И так далее. А в итоге Алешка к трем годам руками освоил клавиатуру, она стала для него такой же увлекательной игрушкой, как для других малышей кубики или куклы.
Отец сидел рядом и участвовал в его увлекательной игре, показывая ему все новые и новые, и каждый раз все более сложные сочетания звуков. А в глубине проигрывателя, только невидимые (может быть, лишь потому невидимые, что у Алеши от рождения очень плохое зрение?), играли в его игру такие же добрые, как отец, люди: Моцарт, Шопен и Глинка…
Вот и сделался для Алешки язык музыки естественным. Он обрел для него тот смысл, который очень трудно выразить точными словами, но без труда можно выразить интонацией голоса… Поэтому-то Алешка легко и быстро научился слышать в музыке те же самые интонации, что и в живых голосах людей.
Желая услышать речь друзей, он очень скоро научился перебирать пальцами по клавишам, так же не задумываясь, как и мы не задумываемся над тем, как именно нужно расположить голосовые связки, язык и зубы, чтобы произнести нужное слово. Если нужный звук получается от того, что отец ударяет по трем черным клавишам сразу, то какая разница — ударить по ним тремя растопыренными пальцами (у Алешки они никак не растопыриваются так широко) или же локтем? Никакой… Лишь бы пианино заговорило то же самое, что говорят отец или спрятавшиеся в проигрывателе знакомцы.
Вот почему Алешка на свои пальцы и не смотрит. Они бегают именно так, как ему нужно. Пианино — послушно. Да, Алешка прекрасно знает, что Рахманинов или Гилельс «говорят» куда лучше, чем он. Это не беда — он еще маленький. Вырастет — и у него получится не хуже, а, может быть, и еще лучше…
— Ну так что же, стало быть, уже сейчас можно заказывать афишу на 1990 год? Написать на ней: «Спешите! Выступает знаменитый Алексей Панов»?
— Зачем же спешить? Ведь не торопимся же мы объявлять о выходе сборника стихов, когда Ваш малолетний Ваня вдруг скажет что-нибудь в рифму? Или, скажем, начнет сочинять рассказы. А дети — выдумщики, их слушать можно часами. Так вот: не пророчим же им в ту же секунду стезю Ираклия Андроникова?..
…Представьте: собрались взрослые люди специально послушать Алешку. Когда инструмент рядом — юный музыкант в подобных просьбах не отказывает. Среди нашей компании был двенадцатилетний мальчик, сын моего приятеля. Он увлечен вырезыванием из дерева различных пистолетов — чисто мужское в этом возрасте занятие. Надо сказать, в оружейном деле он достиг немалого мастерства. И вот Алешка, не реагируя на наши просьбы: «Сыграй Баха, сыграй Шумана!» — зачарованно ходит за новым знакомцем. Еще бы: у него такие замечательные пистолеты! «Вечер с музыкой» был потерян… Но я не пожалел. Наоборот, мне подумалось: все правильно, Алешка — нормальный мальчишка, ему в данный момент интереснее раскрашенные деревяшки.
Так зачем ломать характер, заставлять играть? Ведь если и есть в этой истории чудо, так это замечательный отец Алешки, который методом «беспринуждения», а лишь глубокой заинтересованности и «создал» вундеркинда.
Убежден: так и дальше надо вести себя с маленьким музыкантом. Пусть он сам выбирает себе в жизни дело по душе. Хотя мне лично будет обидно «потерять» в нем музыканта. Но жить-то Алешке!
— И последнее. Быть может, это звучит несколько смело, но выходит, что гениев (музыкальных или каких-то иных) можно воспитывать? Программировать, так сказать, таланты?
— Повторяю: случай с Алешей, по моему глубокому убеждению, — идеальный педагогический эксперимент, который, сам того не ведая, «провел» умный и тонкий человек, его отец, Петр Панов. «Результат» — налицо.
Что касается сознательного, целенаправленного воспитания вундеркиндов — говорить, конечно, рано. Однако убежден: как ученых-теоретиков, так и практикующих педагогов «феномен Панова» должен заинтересовать. Здесь есть над чем крепко задуматься.
