Солнышкин плывёт в Антарктиду - [34]
И только артельщик повернул в сторону.
— Идём, — позвал его Пионерчиков. Но Стёпка схватился за живот и показал на банку с лекарством.
ДРАГОЦЕННОСТИ СТЁПКИ-АРТЕЛЬЩИКА
Конечно, каждому читателю понятно, что ушлый артельщик удалился совсем не для того, чтобы лечить живот. И конечно, не для этого он выудил ночью светляков из чужих банок.
Пока на лужайке звенели протяжные песни, трубили раковины, он торопился набить карманы драгоценностями Тариоры. Нужно было только найти, у кого бы их выудить. Стёпка прогулялся между бамбуковыми хижинами, но не встретил ни одного человека.
Все были на празднике. Только ветер колыхал громадные листья бананов. Правда, в одной из хижин кто-то заворочался, и артельщик дипломатично сказал: «Хе-хе». Но оттуда высунулось свиное рыло и дружелюбно ответило: «Хрю-хрю».
Артельщик откатился в сторону и прислушался. Музыка и пляски были в самом разгаре.
Вдруг над артельщиком что-то пронеслось, и неподалёку раздался удар, следом другой! Стёпка отлетел на верный десяток метров, словно катапультировался. И вовремя!
На верхушке кокосовой пальмы родственник вождя рубил орехи для праздника.
— Эй! — крикнул Стёпка и махнул рукой. Островитянин швырнул в него орехом: ему было совсем не жаль для гостя!
Стёпка пригнулся и ещё раз махнул рукой.
Громадный орех, как ядро, просвистел у самого уха.
— Хватит! — зло заорал Стёпка.
Но вдруг, опомнившись, он улыбнулся и, поманив островитянина пальцем, показал ему банку. Тот, отломив лист пальмы, приземлился, как на парашюте.
Артельщик хихикнул: дело пошло на лад! Он приблизился к островитянину, пальцем прикрыл ему один глаз, а к другому быстро поднёс приоткрытую банку. Тот отпрянул, потом посмотрел на Стёпку и заглянул в банку ещё раз. Губы у него сразу вытянулись трубочкой, а глаза заблестели, как две лагуны.
— Вот это дело! — подмигнул Стёпка и показал: — Я — тебе, ты — мне. — И, оглядываясь, он пощёлкал толстыми пальцами.
— Пальму с кокосами, — предложил островитянин.
Но Стёпка поморщился:
— Нашёл чем удивить!
— Свинью с поросятами, — показал пальцем на хрюкающее у хижины семейство раззадоренный родственник вождя.
— У меня дома таких десять тысяч! — отмахнулся артельщик.
Тогда, что-то сообразив, островитянин стукнул себя по лбу, радостно вскрикнул и помчался домой за самой большой на острове драгоценностью. Через минуту он вернулся с маленьким плетёным сундучком и потряс им перед ухом артельщика. Внутри что-то звякало, шелестело, будто пересыпающийся жемчуг.
— Вот это другое дело! — причмокнул артельщик. — Это другое…— Он хотел приоткрыть крышку сундучка, но островитянин оглянулся и замахал руками. — Понятно, — сказал артельщик. Он сам сегодня полночи оглядывался.
И, отдав счастливому островитянину банку со светлячками, Стёпка припустил к берегу. Над ним вприпрыжку бежали лёгкие облака, и оттого что у него в руках был тяжёлый сундучок, артельщик тоже чувствовал себя лёгким облаком среди пальм. А если ещё потрогать хоть один драгоценный камень, хоть одну жемчужину, он сиял бы, как само солнце!
Артельщик приоткрыл сундучок, сунул палец. И в тот же миг ему под ноготь вонзилось что-то острое и жгучее.
Он с воем швырнул сундучок на землю, и оттуда с гудом взметнулись крупные золотистые пчёлы. Обхватив руками голову, Стёпка бросился в банановую рощу. Он с треском продирался сквозь заросли. А драгоценности, за которыми он гонялся, звенели у самого его уха и никак не хотели отставать.
Каждый раз, когда в него впивалось жало, он подпрыгивал и лягал пятками воздух.
Внезапно артельщик рухнул в кустарник и замер. Обманутый рой словно споткнулся и заметался из стороны в сторону.
«Ну, мимо! Мимо! — не дыша следил артельщик. — Дальше, дальше…— И, увидев, что пчёлы наконец взяли направление на звуки пира, ухмыльнулся: — Попробуйте, попробуйте, Солнышкин! И вы, Перчиков, тоже!»
Но вдруг до его слуха донёсся какой-то гул, потом треск и крик Солнышкина:
— Лови! Лови!
«Узнали о светлячках! Разведали!» — решил Стёпка.
Послышались удары барабана, охотничьи крики, и артельщик, не разбирая дороги, ринулся в дебри напролом.
ГИППОПОТАМЫ
Ещё минуту назад Солнышкин сидел на поляне и думал, как бы поскорее улизнуть из этого круга. Конечно, всё было здорово: и катание на дельфиньей спине, и кокосовое молоко, которое он пил прямо из ореха. Перед ним лопались на костре бананы, а листья банановых пальм овевали его, как опахало.
Но в нескольких шагах шуршал песками белый коралловый пляж, синела прозрачная вода лагуны, сверкало тропическое небо. И Солнышкин, приподняв венки, из-за которых ему совсем не было видно Перчикова, подмигнул:
— Пошли!
Перчиков и сам мечтал улизнуть. Он не любил сидеть в президиумах. И он подтолкнул Пионерчикова:
— Слушай, посиди за меня.
Радист выскользнул из-под венков, ещё раз подтолкнул Пионерчикова, который смотрел, как на соседней пальме орудует клешнями взобравшийся на верхушку пальмовый вор, и наметил самый близкий маршрут.
Но вдруг рядом с ним раздался крик, и на поляну, путаясь в сутане, выбежал старый проповедник. Глаза его от ужаса вертелись, как колёсики, а губы вздрагивали и лепетали:
— Гиппопотам, гиппопотам!
