— При таких светлячках можно делать любую операцию! — восхитился Челкашкин.
— И ни одна мышь не заскребётся, если их поставить на камбузе! — сказал Борщик.
«И можно писать стихи», — подумал Пионерчиков.
— При их свете очень хорошо петь морские песни, — усмехнулся Федькин и, тронув струны гитары, завёл песню про то, как на далёком острове Таити жил с попугаем бедный негр Тити-мити.
Словно большой светлячок, «Даёшь!» уютно покачивался под эту песню.
А на трюме, под тентом, лежал бывший артельщик Стёпка. Он смотрел на зелёные огоньки и бормотал:
— Милые светлячки, добрые светлячки! Это очень хорошо, что за вас платят самыми большими драгоценностями!
Солнышкин любовался яркими огоньками из рубки. Он заступил на вахту и стоял у штурвала.
ТЕПЕРЬ СВЕТИТЕ СКОЛЬКО УГОДНО!
Ещё вся палуба нежилась в крепком, предутреннем сне, когда артельщик открыл глаза и приподнял голову. За бортом вода нашёптывала колыбельную и покачивала юный экипаж.
Стёпка протёр глаза и осторожно стал пробираться между спящими. У камбуза он прихватил громадную банку, на цыпочках подошёл к борту и с досады плюнул. Хоть бы один порядочный светляк! Он трусцой подбежал к другому борту — там тоже было темно.
— Драгоценности! Вот тебе драгоценности! — От злости он чуть не швырнул банку за борт. Но вдруг что-то смекнул.
Рядом с Федькиным тихо, словно боясь его разбудить, мерцали два маленьких огонька. Артельщик подполз к банке, но огоньки зорко вспыхнули. «Тихо», — погрозил им пальцем Стёпка и, взмокнув от страха, запустил в банку пятерню.
В руке что-то затрепыхалось. «Есть!» — весело ухмыльнулся артельщик. Но, раскрыв ладонь, он ничего не увидел. В потном кулаке светлячки не горели!
Тогда артельщик опустил их в банку, и светлячки замерцали. «Ничего, загоритесь!» — пригрозил он и потрусил по каюте. Отовсюду лился мягкий зеленоватый свет.
— Хорош, — сказал Стёпка и потихоньку стал вылавливать светлячков в свою банку.
В каютах становилось темно. Но зато в его руках банка так засветилась, будто в ней кипело зелёное солнышко, и артельщик испуганно завертел головой. «Хе-хе, хватит, хватит света, — подумал он и, забежав к себе в каюту, бросил на банку старый фартук. — Теперь светите сколько угодно, пожалуйста!» Он ещё себя покажет! Закрыв дверь на ключ, Стёпка отправился в рулевую драить палубу.
Едва ступив на порог, артельщик услышал крик птиц, посвистывание ветра и голос Морякова:
— Право руля, Солнышкин! Вы слышите эти крики?
— Слышу, — ответил Солнышкин.
— Это близко земля, это скоро рассвет, — сказал Моряков.
Солнышкин повернул судно, и впереди по носу загорелась тонкая и быстрая полоска зари.
Но острова пока не было видно.
— Подтянитесь, — сказал Моряков, — скоро он появится, и мы увидим фуражку Мирона Иваныча!
Солнышкин поднялся на цыпочки, слегка налегая на штурвал. И судно потихоньку начало просыпаться. Кое-кто слетел с трюма и стал потирать бока. Но Моряков этого не замечал. Начиналось чудесное утро. Рокот океана бодрил, и, несмотря на бессонную ночь, капитан был возбуждён.
— Слышите гул, Солнышкин? Это разбивается прибой о коралловые рифы! Сегодня у нас будут такие кораллы, такие кокосы, такие раковины, которые украсят лучший дворец! Нужен только хороший нож, нужны рукавицы, и вы увидите, что такое подводный мир!
Ветер раздувал за спиной Солнышкина невидимые крылья. Солнце слегка подмигивало ему. И не только ему, потому что разбуженные лёгкой качкой среди полного штиля в рубке уже стояли Перчиков и Пионерчиков. А на пороге с ведром и шваброй на редкость бодро и весело трудился Стёпка.
— Возьмите своих товарищей, — сказал Моряков, — денёк поныряете — и музей Робинзона будет полон!
Перед Солнышкиным, Перчиковым и Пионерчиковым распахивались глубины океанской лагуны.
— Хе-хе, — приблизился к Морякову Стёпка. — А нельзя ли и мне понырять? Я буду хорошо работать, — заверил он, — очень хорошо.
Перчиков скорчил гримасу, но Пионерчиков сказал:
— Раз человек хочет поработать, почему бы не взять?
— Конечно, — сказал Моряков. — Конечно. Но учтите: осторожность. Иногда в лагуну заходят акулы…
Но какое это имело сейчас значение! Друзья готовы были кричать, как птицы. И Солнышкин закричал:
— Смотрите, смотрите, там впереди пожар!
— Это не пожар, Солнышкин, — улыбнулся Моряков, всматриваясь, не видно ли впереди Робинзона. — Это на острове пылают алые тропические цветы.
— Но впереди клубится дым! — крикнул Солнышкин.
— Это не дым, — сказал взволнованно Моряков. — Это поводят кронами могучие фрамбойаны!
— Но ведь над ними взлетают искры!
— Это не искры, Солнышкин, — сказал Моряков, — это просыпаются тропические птицы. Вы же слышите, как они кричат?
Да, это кричали незнакомые птицы, а вдали зеленел лес, к воде опускались лианы, и ярко пылали цветы. Их озаряло солнце. Оно горело уже вовсю.
Солнышкин правил прямо на остров.
Но чем ближе становился берег, тем тревожнее всматривался в него Моряков. Над пароходом летали сотни чаек. Но ни мистера Понча, ни Робинзона на берегу не было.
Едва смолк гул машины, а старый Бурун с грохотом опустил якорь, Моряков приказал:
— Бот на воду!
