Сольник - [2]

Здесь каждый, если хотите, инопланетного рода.

Пассионарят лишь скинхеды-наци, и

На каждое их «бля» —

Одиночество твоего «я».

Питер, Питер,

Я устал,

Я устал,

Я устал от плевел отделять зерно,

Я устал от гнилой контркультуры,

От попсовой своей натуры,

От «Тойот», «Жигулей» и «Рено»,

Я устал

На-гора выдавать говно,

Я устал наблюдать в метели

Эротизм Петропавловской щели.

Я устал жить во тьме, в бреду.

Вечно в очереди, нулем в ряду.

И хоть мучит меня бессилье,

Я не с «Единой Россией».

Я пространство люблю не хором,

Интонирую частным взором.

Ведь ты тоже индивидуалист, Питер,

И мы кладем на них всех с прибором.

когда един, когда ты — единочество…

Когда един,

Когда ты — единочество стреляющих теней,

В лесу застывшем, среди камней и льдин.

Когда луна ползет по коже обмороженных берез,

По горло в спящем мире.

И нож в руке разбойничий, стальной —

По сытой лире.

И видишь голоса, почти живые,

На слух неразличимые у ельни,

Звенящие сухими камышами.

Когда на дальнем берегу огни деревни

Взъерошенными псами

Уныло воют в небо на дугу.

В такие ночи мертвые стекаются на озеро.

Все павшие, убитые, слепые

Бредут, ощупывая тьму и неотпетый прах,

Все позабытые…

Когда твой телескоп разбился в небесах…

Когда луна, объединяя суету в единое и цельное

Пространство,

Заморозила сырье непостоянства

И во дворе висящее белье.

Когда один, один, играющий в войну…

Так тихо и коварно.

Я понимаю, на бред похож мой Век.

Меня в него не звали.

Слова следами на снегу рифмуются бездарно,

Соотношенья эти никогда не создадут луну,

От них едва ли родится новый человек.

Но все ж един я с этими больными облаками,

Рябой землею, лесом, озером и мертвецами.

мы раздевались долго…

Мы раздевались долго.

Когда упал последний лист,

Я стал зимой.

Но ты не испугалась,

Ты заискрилась мехом,

Ко мне прижалась

И отдалась со смехом.

Пчел золотистых рой

Нас медом напоил.

И ангел-шестикрыл,

Что над постелью нашей

Музыку листал, зевая,

Наблюдая

Бесконечность счастья,

И выковыривая Моцарта из пасти,

Вдруг улетел,

Брюзжа на надоевшие ему

Забавы рая…

актриса весна

э. ш.

Актриса Весна после тяжкой болезни снова на сцене.

Легким движеньем вспорхнув на подмостки

                                            оттаявших крыш,

Читает балет о кошмарной любви и прекрасной измене,

Танцует стихи о коварстве героев и верности крыс.

Овации улиц окрасили город священным зеленым.

От этой молитвы обрушилось небо лавиной тепла.

Несмолкаемый бис площадей засиренил

                                            галерки влюбленных.

В залатанных фраках фасадов заполнила партер зола.

Солнце-генсек мусолит лорнет в императорской ложе.

Мрачно ворчит о расшатанных нервах, что греть не резон.

Приподнимает за подбородки улыбки прохожих

И, крестясь, открывает семьдесят пятый

                                            театральный сезон.

Актриса Весна! Актриса Весна!

                                            Позволь нам дожить,

                                            позволь нам допеть до весны…

уровни

Уровни…

Уровни жизни,

Уровни быта —

Бесконечная многоэтажка Вселенной.

Секс да икона.

Грязь да корона.

Вечный рассвет над волосами,

Да закат между нами.

Доменная печь между ног.

Каждому — свой бог.

Кипящая эротика в центре земли,

Вечернее небо над золотой степью,

Жизнь, болтающая со смертью.

А где ноль?

Где ноль-горизонт,

Где этот вечный поцелуй

Земли и Неба?

Эх, водки бы нам да хлеба.

Зачем Жизнь?

Зачем Смерть?

Зачем Мы,

Эти вечные песочные часы

Без притяжения?

белая ночь

Не дожить, не допеть,

                    не дает этот город уснуть

И забыть те мечты,

                    чью помаду не стёр на щеке.

В эту белую ночь твои люди — шаги,

                    как враги,

Обнаженная ночь,

                    твоя медная речь — острый меч.

В эту белую ночь, да в тёмные времена.

Как ты там, за чертой,

                    где ты там в тишине.

Заболел я душой,

                    что вернулась ко мне.

Эта белая ночь

                    без одежд ждёт и просит любви.

Эта голая ночь,

                    пропаду я в объятьях ее, не зови.

В эту белую ночь, да в тёмные времена.

ларек

(бородино)

Ветер. Шпалы на петлицах,

Ночь, вокзал, глаза в окно.

Вскрыли вены и границы

Небеса Бородино.

Фонари грызут аллею,

Паровоз как глыба льда.

В черной копоти на реях

Вороненая орда.

Злой этап, глотают нычки,

Бьют прикладом сопляка.

Зэки спят на перекличке,

В грязной луже у ларька.

Гражданин начальник скачет

Документом на ветру.

А на рельсах время плачет,

Будем счастливы к утру.

Жизнь больная, кашель-скука,

Пьет изжога из реки —

Лижет пепел, лает сука

По движению руки.

В забинтованном вокзале

Так смертельно ледяно,

Сыпят ржавые медали —

Небеса Бородино.

Верили, что точно знаем,

Жизнь не будет так горька —

Проживем в тепле, да с краю,

Ковыряясь у ларька.

Мы ларьками сцепим землю

Свяжем Запад и Восток.

Бей «Макдоналдсы» — приемлю

Только наш родной глоток.

Наш ларек нам всем утеха,

Реет смыслом на ветру.

В нем беда и дискотека,

В нем — спасенье поутру.

Русь моя, ты снишься многим,

Вещий сон — всегда кошмар.

И богатым, и убогим —

Всем достался этот дар.

Что же нам открыто в мире?

Что нам отрыгнут века?

В пятикомнатной квартире

Я спиваюсь у ларька.

На мою свободу слова

Льют козлы свободу лжи.

Гражданин начальник, снова