Солнечный огонь - [78]

- Тобой движет ненависть, а тот, кто действует, движимый не любовью, а злобой, породит только зло... - изрек Петрос, его слепые глаза, казалось, пронзали Аветиса насквозь. - Вы используете народ! Вы несете ему лишения и гонения. И не только армянам!

- Старик! Ты предатель армянского дела! Ты - изменник нашей мечте о Великой Армении! - Аветис вскочил и забегал по келье, словно зверь в клетке.

- Да... - печально отозвался старец Петрос. - Эта ваша светлая мечта перемолола судьбу моей семьи, пресекла мой род. В подстроенном ради армянского дела пожаре в Мараге сгорели некогда моя мать и брат, моя близкая родня... Отец мой, тронувшись умом, бесследно сгинул на пути к страшному пепелищу. Сестра моя, красавица Ашхен, исплакала свою жизнь, тщетно ожидая поддержки того, единственного, кого впервые полюбила со всем жаром своего чистого сердца. Того, кто посватался к ней, а потом бесследно трусливо исчез, опасаясь потерять расположение богатого и влиятельного тифлисского дядюшки и лицемера Тирана, своего крестного отца... Ни одна ее весточка в Тифлис не нашла отклика... Еще бы! Ведь глава рода, уважаемый купец Мелик-Самвелян, ее отец, чьего покровительства искали, чьей похвалы добивались, в одночасье превратился в изгоя, решив жить так, как велит ему совесть, а не кучка замечтавшихся толстосумов и церковников.

- Вы о ком это?.. О ком?.. - прошептал Аветис, ощущая, что почва уходит из-под дрожащих ног. Он бессильно опустился на скамью.

- О тех, кого уже нет... - старец сделал отстраняющий жест, будто пытался загородиться от тяжких воспоминаний. - Скоро уйду и я... - почти радостно, с легкостью добавил он. - Я позвал тебя, чтобы, уходя, кое в чем убедиться самому... - Петрос вздохнул. - Теперь вижу: Всевышний милостив! Он отвел мою сестру от брака с твоим отцом... Он дал ее невинной ду- ше пристанище и покой в других пределах... Туда нет доступа ни вашей лжи, ни вашим кровавым игрищам, ни звону монет в грязных руках... Иди же... - старец встал. - И прощай!

Как он провел остаток вечера и ночь, Аветис не помнил. Его сжигала досада на себя за то, что он не нашелся с ответом старику, что последнее слово осталось не за ним. Лишь к утру он забылся сном. А уже в повозке по дороге в Нахичевань пришла вполне трезвая спасительная мысль: "Да пусть бы провалился старик со своей дурацкой историей! По заслугам получил его род, раз глава семьи пошел поперек общего дела армян..." Но ее мгновенно перекрыла другая, игривая: "А отец, значит, в молодости красавиц не пропускал..."

Мать его была из семьи сахарозаводчиков-миллионеров. Среди московских армян пучеглазая толстушка Ирене считалась одной из самых выгодных партий, и Аветис с возрастом сообразил, насколько завидовали отцу...

Уже на достаточном отдалении от Эчмиадзина спутник его, недавно ставший последователем дашнаков студент нерсесянской семинарии Арам, несмело обратился к Аветису: - Скажите, учитель, вы были у старца Петроса? Он сам пригласил вас?

- Ну и что?! - окончательно обретший хорошее расположение духа Аветис забавлялся юношеской непосредственностью Арама и его еще не изжитым семинарским пиететом перед церковными особами.

- Так он ведь окончательно ушел в затвор и никого не принимает... разъяснил молодой человек.

- Это почему же? По немощи своей? - Аветис хитро прищурился.

- Да нет... - Арам опустил голову... - разное говорят... Старец ведь ясновидящий... Что-то он такое католикосу предсказал... И теперь старца все сторонятся..

- А ты что думаешь? - машинально спросил Аветис, лихорадочно вспоминая подробности вчерашней беседы. Нет, кажется, ни на что страшное в его собственной судьбе этот Петрос не намекал. Но неужели он знает, видит будущее? У Аветиса мгновенно похолодели руки и ноги. Вот проклятый старик: еще накличет беду! Нет, уезжать отсюда надо, уезжать... Заниматься газетой где-нибудь в Париже, по утрам пить кофе на Елисейских полях... Вот оно, истинно небесное!.. Этому Аветис готов был отдаться всей душой...

Сквозь одолевавшую его дремоту он расслышал тихий голос Арама:

- Старец предсказал, что на эти земли армяне принесут кровь...

ГЛАВА 14

ПИСЬМО

Пещера

Друг мой! Чем дальше от меня во времени дни странствий по нахчиванской земле, тем ярче в памяти отдельные их картины и детали, тем отчетливее людские голоса. Перед глазами не меркнут остановленные, будто с помощью фотокамеры, мгновения: вот - пирамидальные тополя Шахбуза, кажущиеся на солнце отлитыми из серебра; вот - утопающий в цветах уютный Шарур; вот неподвижная зеленая водяная масса Арпачайского водохранилища, окруженного порыжевшими от жгучего зноя горами; вспомнил реку Арпачай в одном из стихотворений и путешествующий в этих местах А.С. Пушкин:

Отдохнув от злой погони,

Чуя родину свою,

Пьют уже донские кони

Арпачайскую струю.

Ну а вот - внушающие трепет развалины древней мечети Гарабаглар и небесной синевы майолика мавзолея подле нее. Под куполом этого мавзолея, не уступающего по красоте Момине Хатун, человеческий голос, словно подхваченный ангелами, обретает неземное звучание...

Двухолмная царственная громада Агрыдага-Арарата осеняет весь этот благодатный ландшафт: мост через быстрый Араке на границе, долины и горные плато - как бы отворяет врата в Иран и пески Аравии, в Турцию и Средиземноморье, и дальше, дальше в загадочные пространства Африки... Кажется, если здесь прижаться ухом к любому придорожному камню, он, точно раковина - шум моря, донесет до тебя бренчание колокольцев бесчисленных караванов верблюдов, груженых шелками, парчой и золотом, коврами и благовониями, жаркий топот конницы, звон сабель...