Солнечный дождь из черной дыры - [61]

Из-за двери не было слышно ни звука. Роман смотрел на Веру, он понимал, то, как они поступили с маленьким Стасом, ужасно, но почему-то ему было её жаль. Она плакала и не осознавала этого, не рыдала, не всхлипывала, не вытирала слёз, они просто катились по щекам. Она не оправдывалась. Роман подумал, что вся её жизнь стала платой за слабость, которой она поддалась в самом начале своей взрослой жизни.

– Молчит, мамуля, – пожал плечами Стас и вопросительно посмотрел на Юльку. – Неужели ей нечего сказать? Представь моё изумление, когда бабушка мне, сироте с помойки, вдруг дрожащим голосом рассказывает эту глупейшую историю о похищении в роддоме! Искали, платили, рыдали! Крокодиловыми слезами вы рыдали! Но милая бабушка всех вокруг считает идиотами. Зачем напрягаться, выдумать что-то мало-мальски правдоподобное? Если бы вы знали, как мне хотелось положить одной очередью вас всех, прямо за вашим богатым столом! Чтобы ваши морды лежали в салатах и осколках дорогих сервизов! Чтобы ваша кровь перемешалась с помидорами. Но это было бы слишком просто. Я хочу, чтобы вы мучились и знали за что. Это справедливо. Я ведь вас даже не искал, меня к вам привела сама жизнь. Значит, я прав, я имею право и должен вас наказать!

Юлька пыталась и не могла осознать происходящее. Верила и не верила. Волной накрыл страх. Но она не понимала, что её пугало больше – варварство и жестокость родных или неизвестно откуда появившееся окаянство, рвущееся из Стаса. Окаянство злое, бесстрашное, бесшабашное. Стас сказал, что она росла окружённая любовью и заботой. Оказывается, за время знакомства Юлька только слушала Стаса, а о себе почти ничего рассказать не успела. Он ничего не знает о ней. В её жизни любви было так же мало, как и заботы. Вот только вспоминать об этом сейчас совсем не хотелось. Больше того, это совершенно не имело значения. Юльке было плевать, любят её мама и бабка или нет. Лишь бы они были! Просто жили дальше!

– Стас, – преодолевая страх и появившееся отвращение, Юля подошла к нему, – то, что они сделали, ужасно, жестоко и несправедливо. Мне очень жаль, лучше бы я оказалась на твоём месте. Но я знаю, что мама всю жизнь помнила и думала о тебе. Каждую секунду! И страдала… Больше наказать её уже невозможно. Если бы она могла что-то изменить, непременно сделала бы это.

Юля положила руки ему на плечи, затем успокаивающе погладила по голове.

– Бабуля… Она уже старая. Ты мало её знаешь, поэтому не замечаешь, что у неё проблемы с головой. Как это говорят, деменция старческая, – другого оправдания для бабки Юлька наскоро придумать не сумела. – Может, она и не помнит уже ничего из прошлого. Она, как папа, не перед нами ответ держать будет. Давай их выпустим?

– Папа? Да! Я чуть не забыл! Папа все долги отдал! – рассмеялся Стас.

Он обнял сестру, прижал её голову к груди и горячо зашептал ей в макушку:

– Юлька, ты не переживай, не бойся, ты со мной в полной безопасности. Конечно, я им хочу отомстить за свою испорченную судьбу, за то, что разлучили нас. Ты только представь, как было бы хорошо, если бы мы росли вместе, читали бы книжки, ходили в школу, играли… А они лишили нас всего этого. Но я не сумасшедший мститель. Это не месть ради мести. У меня есть абсолютно рациональный план. Вадик, Вера, бабка – они не должны путаться под ногами. Всё, что осталось от Вадика, это моё и твоё. Это справедливо. Я не был нужен им тогда, теперь лишние они, и им пора на помойку. Я всё сделаю так, как с Вадиком, никто не догадается…

Юлька отстранилась от него:

– Как с Вадиком?

– Я не хотел, чтобы ты так обо всём узнала. Тебя здесь не должно было быть. Я хотел рассказать тебе обо всём потом, когда всё закончится. Но раз уж ты здесь…

Он подошёл к двери в комнату и со всей силы ударил по ней кулаком.

– Эй, вы там! Не заснули? Эта история для вас тоже! Рома, зацени, какую я верёвочку красивую сплёл, ниточка к ниточке! Начнём с Лары. Лара – это, как говорят поэты, проба пера. Наглости ей было не занимать. Стоило ей поднапрячься, и она могла прибрать к своим ручкам всё, что нажил непосильным трудом наш дорогой папаша. Вот бабуся это сразу поняла. Только Лара чихать хотела на твои заклятья, бабуля, – прокричал в окно Стас, обращаясь к Нинель. – Ты её только раззадорила своими угрозами!

– Конечно, – продолжил он, – Лару можно было просто искалечить, изуродовать. Вадик бы мигом её бросил. Но я решил действовать наверняка, а что может быть надёжнее смерти? Лара – приятное воспоминание в моей жизни. Первое убийство – это круче, чем первый секс! И это было верное начало пути. Вадик из-за её смерти так распереживался: «Жизнь без Лары потеряла смысл», «Она дарила мне радость», «Таких женщин – одна на миллион»… Сына на помойку выбросил и забыл, а из-за любовницы впал в депрессию. Хотя… Сын для него был менее важен, даже чем кошка. Отправить дохлую кошку на помойку – святотатство, живого новорождённого сына – дело житейское!

Стас от избытка эмоций поперхнулся собственными словами и сделал небольшую паузу, чтобы отдышаться.

– Кошке, кстати, тоже я хребет сломал. Достала гадить в тапки, – сказал он более спокойным голосом. – Вообще-то, папа был молодцом. Он всё делал правильно. Я ему наливаю – он пьёт, говорю, Лара тебя так любила – он плачет, я подрезал тормозной шланг – он сел и поехал. Он мог погибнуть в аварии, но «Лексус» – хорошая машина, то, что он остался жив, было предсказуемо. Я поехал за ним на твоей, Юля, машине, заранее запасся метиловым спиртом. Я успел ему в красках рассказать, какая Лара ненасытная была в постели, как я её душил. А вот умирать он не хотел. Как он просил оставить его пожить! Я даже представить не мог, что такие мысли в его тупой голове бродят. Он, видите ли, понял ценность жизни, понял смысл, теперь всё будет иначе, он всё искупит. Вот и искупил! Пришлось, конечно, заставить его пить метиловый спирт, но это было просто, стоило надавить ему на сломанную руку. Всё прошло идеально. Он пил несколько недель, не просыхая, поэтому неудивительно, что пьяный сел за руль, неудивительно, что пил всякую дрянь. Умер в результате отравления, а не в аварии. Поэтому машину никто не досматривал.