Солнечные колодцы - [3]
Спокойствием смущая.
Когда ж на небе тучи
И ветер дышит громом –
Ракитою плакучей
Дымы
Над каждым домом.
Но так или иначе,
Переживая немо,
Они свое отплачут
И снова смотрят в небо.
И, зорьку окликай,
Синеют в небе синем.
И прямота такая
Сродни тебе, Россия.
Стоят дымы,
Как вехи,
Как флаги на парадах.
Они поднялись кверху
Не для того,
Чтоб падать!..
***
Какая здесь, скажите, вера,
Когда, не зная почему,
Я вдруг, поверив,
Лицемеру
Самозабвенно руку жму?
И что ему, скажите, стоит,
Себя улыбкой осеня,
Радушно пригласить за столик
И выпить чарку за меня?
А я уже сгибаю спину.
Отдав размашистый поклон,
Вдруг похожу на славянина,
Что иноземцем взят в полон.
А я уже как будто должен,
Обязан дань ему платить,
Не думать – до чего я дожил!
И ложь в застолье говорить…
О робость многовекового
Седого рабства на Руси!
Держать за пазухою слово
Меня отныне не проси!
Ведь я не раб.
Я весь заполнен
Той верой, что во мне жива,
Тем самым Куликовым полем,
Где дремлет горькая трава.
***
Я не из тьмы явился.
Нет!
Я вечен, как теченье Волги.
Я шел к земле,
Как звездный свет, —
Стремительно и долго-долго.
Я был всегда.
И в те года,
Когда достиг земной основы,
Я часто уходил туда,
Откуда возвращался снова.
Я никогда не умирал.
Жил, настоящее приемля,
И долго землю выбирал,
Пока не выбрал
Эту землю.
Я за нее в огне горел,
Чтоб выйти к мирному рассвету.
Я с ней прошел
От первых стрел
До первой — в космосе — ракеты.
Она моя — пока живу.
И вся со мной — пока я с нею.
И глаз отцовских синеву —
Пока живу —
Забыть не смею.
Пока живу —
Мне не забыть,
Кому я, собственно, обязан
Тем,
Что могу дышать, любить
На той земле,
С которой связан
И глаз отцовской синевой,
И прямотой отцовской правды,
И кровью битвы
За Непрядвой,
И кровью битвы
Под Москвой.
И суждено мне до конца
Все вынести с тобой, Россия!
Во имя
Памяти отца,
Что прожил жизнь
Во имя сына.
Удивление
Мне нравилось размашистое пенье
Погибшего от песен соловья...
Он жил в каком-то диком удивленье,
Нисколько удивленья не тая.
В озвученной
И бесконечной шири,
Закрыв глаза,
Сидел среди ветвей.
Всему тому,
Что дважды два — четыре,
Душевно удивлялся соловей.
Все удивляло:
Озеро черемух,
И воздух, что от ландыша хмельной,
И первый взрыв полуденного грома,
Прошедшего над лесом, стороной.
Все удивляло:
И гнездо на ветке,
Где дом его, отечество, семья, —
Все это
Вместе с соловьихой верной
На песню подбивало соловья...
Со дна ручьев
Восходит вдохновенье.
Рождающее реки и моря.
Так песня началась —
От удивленья,
От неба, где затеплилась заря,
От тишины,
От задремавшей рощи,
От ветерка, что по ветвям сновал ...
Был соловей типичный «лакировщик»,
Поскольку он восторга не скрывал,
Поскольку он не каркал, как ворона,
Молчал всю зиму в дальней стороне.
Дыхание ручьев
И говор грома
Он сохранил для песен о весне.
И пел певец!
И все казалось — мало.
Он голоса и песен не жалел.
Все соловья в природе понимало,
Все соловья на песню поднимало,
И он от удивления
Шалел!
Но, видно, от избытка вдохновенья
Не выдержало сердце у певца.
И смерть к нему пришла,
Как удивленье,
Забыв о том, что жизни нет конца.
***
Я говорю:
— Моя земля, — и слышу,
Как чутко откликается она,
Под сошниками благодарно дышит
И душу опьяняет без вина.
Я знаю, ждет меня река лесная,
Где ива нестареюще цветет.
Я говорю:
— Моя тропа, —
И знаю,
Куда она в итоге приведет.
Я говорю:
— Мой дом. Моя береза.
Моя шмелем прошитая трава.
Моей России трепетные слезы
И — да простит читатель строгий прозу! —
Моей любви высокие слова.
Да не осудит существо поэта,
Когда порою
Позволяю я
Сказать в стихах:
— Мой век. Моя планета.
Но век — не мой. Планета — не моя…
Когда бы век со мною был, по сути,
То матери не ведали бы слез.
И павшие во все эпохи люди
Могли бы слушать перелив берез,
Могли бы жить
И радоваться свету
Дышать землей весенней допьяна…
Так почему ж она — моя планета,
Когда на ней еще идет война,
Когда не ценят человека слово
И правда принимается в штыки,
Когда, быть может, разразится снова
Большой пожар рассудку вопреки?
Пока на нас наведены ракеты,
Я славлю нашей силы торжество.
Покамест существует в мире этом
Мир Ленина
И мир врагов его,
Я голосу моей Отчизны внемлю, как те солдаты,
Что в святом бою
Под пули шли не вообще за землю —
За дом родной, за Родину свою,
За мирный край,
Где соловьиным свистом
Оглашено заречье по весне,
Где облачко скользит в просторе мглистом
Навстречу народившейся луне…
Моя земля!
Мне жить по тем заветам
И верить,
Что смогу дожить,
Когда
Мне скажет сын:
— Мой век. Моя планета, —
И это будет верно навсегда.
О прошлом
Нашу землю
(Посмотри же!)
Прошлое украсило
Баррикадами Парижа,
Волгой Стеньки Разина.
Что кандальное железо
Против школы мужества!
«Варшавянка» с «Марсельезой»
Стали русской музыкой.
С ней сумели тьму осилить
Впереди идущие,
С ней идет
Моя Россия
В светлое грядущее.
***
Для нас
Давным-давно привычны
И безупречные часы,
И огонек,
Сокрытый в спичке,
И снег, и серебро росы,
И свет озер в лесных оправах,
И новый свет в таежной мгле,
И правда Ленина,
И слава
Людей, живущих на земле…
Сквозь все утраты и потери
Мы веру в разум берегли.
И вот
Согласно нашей вере
Стартуют в космос корабли.
Эпоха, стало быть, такая,
Что в городе или в селе
К полетам в космос привыкают,
Владимира Ивановича ФИРСОВА благословил на служение русской поэзии Александр Твардовский. Высочайшую оценку его стихам дал Михаил Шолохов. В 1977 году он написал: «Не так-то много у нас хороших поэтов, но и среди них найдётся всего лишь несколько человек, говорящих о России таким приглушённо-интимным и любящим голосом, который волнует и запоминается надолго. Владимир Фирсов принадлежит к этим немногим избранным».Фирсов был из опалённого войной поколения — и сумел выразить в своих стихах суровую и жестокую правду о небывалом всенародном бедствии и о радости нашей Победы.
«Чувство Родины» — книга высокого патриотического настроя. В ней лирические раздумья о природе и о любви перемежаются с публицистическими строками о Ленине, о партии, о нашем беспокойном времени.В книгу входит известная читателю поэма «Республика Бессмертия», в которой автор создал яркий образ молодого солдата, павшего на Орловско-Курской дуге. За эту поэму в 1968 году Владимир Фирсов был удостоен звания лауреата премии Ленинского комсомола.Читатель познакомится также со стихами о героической истории России, о любви, о дружбе и о неповторимой красоте русской природы.
В своих стихах Владимир Фирсов многотемен. Среди них — и гражданственные стихи в их прямом и многогранном значении, и стихи о вечно юной природе, столь близкой и дорогой русскому сердцу, и стихи о настоящей, можно сказать, о солнечной любви, такой редкой в нашей поэзии. В стихотворении «Два солнца» поэт говорит о любви, как о благодатном свете.
Один из первых сборников поэта, воспитавшего затем на своих стихах несколько поколений советских патриотов и просто образованных людей.