Солнечные берега реки Леты - [90]

– Тут что-то есть, – произнес американец, посасывая сахар с ЛСД.

– Почему мы не можем поговорить здесь? – спросил Мэнихен, страшась обвинения в прогуле.

– Не будь наивным, Флокс, – вместо объяснения сказал Крокетт. И Мэнихен сложил заметки в портфель, убрал оборудование, запер холодильник и последовал за Крокеттом в коридор.

У ворот они встретили мистера Паулсона.

– Крок, старина Крок, – проворковал мистер Паулсон, с любовью обняв Крокетта за плечи. – Мой мальчик… Здравствуйте, Джонс. Куда это вы собрались?

– Я… – запинаясь, начал Мэнихен.

– К окулисту, – решительно сказал Крокетт. – Я его отвезу.

– А-а, – улыбаясь, протянул мистер Паулсон. – У науки тысяча глаз. Добрый старый Крок.

Они вышли из ворот.

– Берете свою машину, мистер Джонс? – спросил сторож. Четыре года назад он слышал, как мистер Паулсон назвал Мэнихена Джонсом.

– Пососи, – оборвал Крокетт и протянул сторожу пару монет и кусок сахара с ЛСД.

– Спасибо, мистер Крокетт. – Сторож закинул сахар в рот и стал сосать.

Роскошная «ланчия» Крокетта вырвалась на шоссе.

Солнце, Италия, высшее общество… Господи, подумал Мэнихен, вот это жизнь.

– Ну, – сказал Крокетт, – давай подсчитаем плюсы и минусы.

Они сидели в темном баре, украшенном витыми медными рогами, хлыстами и узкими треугольными вымпелами. Крокетт пил виски «Джек Дэниэлс». Мэнихен посасывал «Александр» – единственный алкогольный коктейль, который он выносил, потому что тот напоминал ему молоко.

– Плюс первый, – начал Крокетт. – Никакой пены. Колоссальное преимущество. Тебя прославят как национального героя.

Мэнихен начал приятно потеть.

– Минус первый, – продолжал Крокетт, залпом допив стакан и знаком заказав новый. – Минус первый: остаточные кольца. Недостаток, возможно, преодолимый.

– Вопрос времени, – пробормотал Мэнихен. – С другим катализатором…

– Возможно, – пожал плечами Крокетт. – Плюс второй: сродство, пока необъясненное, к живым организмам желтого цвета. Явно нечто новое. Поздравляю.

– О, мистер Крокетт, – проблеял Мэнихен, потея от еще большего удовольствия при таких речах из уст первого в своем выпуске. – Право же…

– Зови меня Крок, – сказал Крокетт. – Мы друзья.

– Крок, – благоговейно произнес Мэнихен, представив себе «ланчию».

– Минус второй, – продолжил Крокетт, принимая очередную порцию «Дэниэлса». – Раствор оказывается гибельным для организмов, к которым он проявляет сродство. Вопрос – минус ли это?

– Э… – выдавил Мэнихен, думая о восемнадцати окостеневших мышах в холодильнике.

– Негативные реакции порой оборачиваются позитивными, – весомо сказал Крокетт. – Все зависит от точки зрения. Нельзя упускать из виду.

– Да, – решительно кивнул Мэнихен, настроившись не упускать из виду.

– Коммерчески. – Крокетт говорил рублеными фразами. – Возьмем ДДТ. Миксоматоз. Бесценный в Австралии. Кролики. Не нравится мне тот карп.

Из аквариума на столе секретарши они позаимствовали золотистого карпа и в 12.56 опустили его сперва в чистый «Флоксо», а затем в раствор Мэнихена. Нельзя сказать, что «Флоксо» рыбке понравился – она встала на голову на дне большой чашки и резко вздрагивала каждые тридцать шесть секунд, – но жила. После двадцати секунд в растворе Мэнихена она испустила дух и покоилась ныне в холодильнике вместе с восемнадцатью мышами.

– Нет, – повторил Крокетт. – Не нравится мне тот карп. Определенно не нравится.

Они сидели в молчании, отдавая дань усопшей рыбке.

– Резюме, – сказал Крокетт. – Открытое нами вещество обладает необычными свойствами. Смехотворно дешево. Токсично для одних организмов, безвредно для других. Не знаю как – пока, – но тут пахнет деньгами. Идея… идея. Есть одно место, где мы можем… – Он замолчал, как будто не решаясь доверить Мэнихену свои мысли. – Желтый, желтый, желтый. Черт побери, чем желтым мы заполонены, как Австралия – кроликами? Найти ответ, и дело в шляпе.

– Что ж, – вставил Мэнихен. – Полагаю, мистер Паулсон оценит наш успех. На Рождество, наверное, получим премию.

– Премию? – Крокетт впервые повысил голос. – Ты что, спятил?

– По моему контракту результат работы принадлежит «Фогелю-Паулсону». У тебя разве не так?

– Ты что, пресвитерианин? – с отвращением выдавил Крокетт.

– Баптист, – честно ответил Мэнихен.

– Теперь понимаешь, почему нельзя было говорить в лаборатории?

– Ну, – произнес Мэнихен, бросив взгляд на трех дам в мини-юбках, – здесь уютней, атмосфера определенно…

– Уютней?! – воскликнул Крокетт и добавил грубое слово. – Слушай, ты владеешь компанией?

– Компанией? – ошеломленно переспросил Мэнихен. – Что мне делать с компанией? Я получаю семь восемьсот в год, а с вычетом налогов и страховки… А ты?

– Четырьмя, пятью, может быть, семью компаниями, – сказал Крокетт. – Кто их считает? Одна в Лихтенштейне, две на Багамах, одна на имя разведенной тетки-нимфоманки…

– В твоем возрасте… – восхищенно прошептал Мэнихен.

– О, иногда я бросаю Паулсону кость. Низкотемпературная обработка полиэстеров, процесс кристаллизации для хранения нестабильных аминокислот… подобные безделушки. Паулсон пускает слюни от счастья. Но если подворачивается что-нибудь серьезное… Господи, старик, где ты был? Только в Германии у меня четыре патента на отверждение стекловолокна. А уж…