Солнечные берега реки Леты - [79]

– Как же мне повезло! – Она улыбнулась. – Пошли! Поболтаем и выпьем, пока я буду принимать ванну. А потом отправимся куда-нибудь и закатим безнравственный, дорогой до безумия ужин! На двоих – ты да я.

С тяжелой книгой в руке Жинетт скрылась в ванной комнате. Бошер сидел на кровати и, прищурившись, смотрел на пожелтевшие старые обои, пытаясь понять, что ощущает острее – боль или счастье? Через пару минут он поднялся, налил в стаканы по хорошей порции виски и вошел с ними к жене. Лежа в огромной старой ванне, Жинетт держала на весу альбом и неторопливо переворачивала страницы. Бошер поставил стаканы на край ванны, уселся в кресло, стоявшее сбоку от высокого, в полный рост, зеркала, в запотевшей глубине которого смутно отражались мрамор стен и медь кранов. Медленными глотками он пил виски и смотрел на лицо жены. От поверхности воды поднимался слабый запах ароматных эссенций. Праздник вернулся. Больше чем праздник. Больше чем вернулся.

Обитатели Венеры

Он стоял на лыжах с самого утра и намеревался отправиться в деревню, чтобы перекусить, но Мак сказал: «Давай-ка еще разок, перед обедом». А поскольку день был его, Мака, то Роберт согласился, и они вновь двинулись к подвесной канатной дороге. Погода стояла довольно пасмурная, но время от времени в просветах облаков проглядывало голубое небо. Приличная видимость позволяла достойно завершить утреннюю прогулку. У подъемника собралась целая толпа, пришлось стоять в длинной очереди среди ярких свитеров и курток, меж рюкзаков с провизией для пикников и теплой одеждой. Но вот двери кабины наконец закрылись, она медленно поплыла над соснами, широким поясом окружившими подножие горы.

Пассажиры подъемника стояли так тесно, что трудно было достать из кармана платок или пачку сигарет. Роберт не без удовольствия ощущал всем телом соблазнительные формы молодой и симпатичной итальянки, с недовольным лицом объяснявшей кому-то за его плечом, почему зимой жизнь в Милане становится невыносимой.

– Milano si trova in un bacino deprimente, bagnato dalla pioggia durante tre mesi all’anno. E, nonostante il loro gusto per l’opera, i Milanesi non solo altro volgari materialisti che solo il denaro interessa.

Итальянский язык Роберт знал достаточно, чтобы понять: девушка говорила о Милане, расположенном в столь глубокой долине, что на три месяца в году дожди превращают его в настоящее болото, а миланцы, по ее словам, несмотря на свою любовь к опере, люди ограниченные, насквозь материалистичные и интересуются только деньгами.

Роберт улыбнулся. Родившись за пределами США, он получил американское гражданство в сорок четвертом и сейчас в самом центре Европы с приятным чувством в душе открывал, что не только его соотечественники славятся голым материализмом и любовью к деньгам.

– Что такое сказала графиня? – прошептал Мак поверх головы рыжеволосой невысокой шведки, стоявшей между ними.

Свой лейтенантский отпуск Мак предпочел провести здесь, подальше от расквартированной в Германии части. Он пробыл в Европе почти три года и, желая дать окружающим понять, что видеть в нем обычного туриста было бы ошибкой, каждую привлекательную итальянку величал не иначе, как графиней. Роберт познакомился с ним неделей раньше в баре отеля, где оба и проживали. Они принадлежали к одному типу горнолыжников – считали себя искателями приключений, каждый день встречались на склонах и планировали приехать сюда же ровно через год, если, конечно, Роберт сможет вырваться из далекой Америки.

– Графиня уверяет, будто жители Милана думают только о деньгах, – постарался как можно тише ответить Роберт, хотя стоявший в кабине разноязыкий гомон все равно не позволил бы постороннему разобрать его слова.

– Окажись я в Милане в одно время с ней, – заметил Мак, – меня бы заботили не только деньги. – Он бросил на итальянку восхищенный взгляд. – Можешь узнать, по какой трассе она собирается спускаться?

– Это еще зачем?

– Затем, что я последую за ней, – ухмыльнулся Мак. – Тенью.

– Не валяй дурака. Сегодня у тебя последний день.

– В том-то и дело! Самое интересное всегда происходит в самый последний день!

Мак послал итальянке широкую добродушную улыбку, но та не обратила на нее никакого внимания, увлеченно жалуясь своему соседу на нравы коренных жителей Сицилии.

Выглянувшее на несколько минут солнце мгновенно раскалило кабину. Человек сорок зажатых в крошечном пространстве тепло одетых людей блаженно отдувались. Роберт прикрыл глаза и погрузился в полудрему, пропуская мимо ушей звучавшую со всех сторон французскую, итальянскую, английскую и немецкую речь. Ему приятно было находиться в центре этого вавилонского смешения языков. Вот почему, помимо, конечно, и других причин, он так любил приезжать в Швейцарию, пользуясь первой же возможностью. В тяжелые, отравленные всеобщей злобой дни, которые переживал мир, Альпы давали надежду тем, кто не бросался угрозами, кто встречал незнакомых людей улыбкой и приезжал сюда лишь для того, чтобы вместе с другими насладиться сияющими ослепительной белизной горами, солнцем и снегом.

Ощущение сердечной теплоты, сопровождавшее Роберта в дни его приездов, усиливалось тем, что вокруг были только знакомые лица. Среди горнолыжников возникло нечто вроде интернационального клуба: из года в год в Давосе, Вал-д’Изере, Сан-Антонио собирались одни и те же люди, и очень скоро у человека складывалось впечатление, что все они одна семья. Где-то рядом должны находиться четверо или пятеро американцев – Роберт уверен, что видел их еще на Рождество в Стоуве. Сюда они наверняка прилетели чартерным рейсом «Суисс эр», зимой компания всегда предоставляет приличные скидки. В Европе молодые и энергичные американцы: оказались впервые, они шумно восторгались всем: Альпами, едой, снегом, колоритными костюмами местных жителей, элегантными лыжницами, профессиональным мастерством инструкторов.