Солнечные берега реки Леты - [50]
– Ты считаешь, одиночество сейчас тебе не противопоказано? Я бы с удовольствием зашел и…
– Спасибо, нет.
– Понимаешь, – его голосу не хватало уверенности, – мне казалось, я должен проводить тебя. Сколько времени мы были вместе, втроем…
– С твоей стороны это было очень любезно, Борден.
– Должен сделать тебе одно признание. – Он оглянулся по сторонам, опасаясь, по-видимому, чужих ушей. – Ведь я видел тебя, Вики, в тот день. Ты улыбнулась, а я отвернул голову. Потом я чувствовал себя дураком и не мог избавиться от чувства вины, но…
– В какой день? – спросила Виктория, потянув на себя входную дверь.
– Не помнишь? – В устремленном на нее взгляде Бордена сквозило недоверие.
– В какой день, Борден? – повторила вопрос Виктория уже на пороге.
– Думаю, я что-то перепутал. Не имеет значения.
Он улыбнулся почти по-мальчишески, слегка прикоснулся губами к ее щеке – прощальный поцелуй, перед тем как расстаться, может быть, навсегда, – и упругой, юношеской походкой зашагал прочь. В его светлых волосах блестели капли дождя, слабый ветерок едва шевелил полы элегантного плаща.
Поднявшись по лестнице, Виктория открыла дверь. В квартире она сорвала шляпку с вуалью, бесцельно прошлась по пустым комнатам. Квартира была так себе, все в ней говорило о том, что когда-то она служила прибежищем двум одиноким душам. Временным прибежищем, не более. Из двух душ теперь осталась одна.
Равнодушным взглядом Виктория скользнула по стоящей на столе фотографии мужа в серебряной рамке. Строгий портрет был сделан более десяти лет назад в студии; муж на нем выглядел серьезным и респектабельным, какими обычно бывают члены попечительских советов известных учебных заведений. Нельзя даже представить себе, чтобы такой мужчина воспользовался когда-нибудь услугами магазина «Бутик Меццоджорно».
На столе лежали гранки статей, но Виктория не могла заставить себя приняться за работу. Встреча с Борденом разбудила слишком много воспоминаний, выбила из колеи. Даже смерть мужа, давно уже ожидаемая, не привела Викторию в такое смятение.
Она прошла в небольшую кладовку, где стояли полки с папками, нечто вроде личного архива, вытащила одну, с крупными черными цифрами на картоне – 1953, и принялась быстро ее перелистывать. Вот он, аккуратный конверт с двадцатью пятью отпечатанными на машинке страничками.
Усевшись в кресло у окна, за которым по-прежнему лил дождь, Виктория надела очки. Последний раз она открывала этот конверт не менее десяти лет назад.
«Из пустыни», – прочла она первую строку. «Новелла В. Симмонс», – гласила вторая. Поморщившись, Виктория черным карандашом густо замазала имя автора и погрузилась в чтение.
«Само собой, – прочитала она, – я не собираюсь указывать свое настоящее имя. Если благосклонный читатель все же доберется до конца, он поймет почему.
Если мне повезет и я добьюсь своего, стану писателем, то и тогда скрыть свое авторство не будет проблемой. Я ничего не писала ни до вступления в брак, ни в годы замужества, а в анкетах и официальных бумагах в графе «Род занятий» всегда указывала: домашняя хозяйка. Я по-прежнему застилаю постели и готовлю еду, два раза в неделю отправляюсь в ближайший городок по магазинам. Соседей у нас нет, как нет и друзей, которые могли бы увидеть на моем столе пишущую машинку и стопку дешевой бумаги, купленной из предосторожности в С. – большом городе в пятидесяти милях от нашего дома. Там же я предусмотрительно, под вымышленным именем, арендовала на почте абонентский ящик для переписки с редакторами и издателями. Когда мне нужно отправить им какую-то корреспонденцию, я кладу бумаги в обычный конверт и отправляюсь в город. Неброско одетая средних лет дама, появляющаяся на почте в те часы, когда работа там кипит вовсю, ни у кого не вызывает особого интереса.
Подобная бдительность может показаться читателю излишней, но до самого последнего времени мы с мужем жили в атмосфере, где наблюдение и слежка, скрытые микрофоны, перлюстрация и донесения доброхотов о деталях наших разговоров с друзьями были нормой. Когда доносившиеся до меня слухи казались куда более зловещими, чем факты, и я не имела ни малейшей возможности убедиться, насколько они серьезны, душа моя пребывала в угнетенном состоянии. Даже сейчас, живя фактически на краю пустыни, без соседей, без прислуги и телефона, я не могу избавиться от подозрительности.
В городке, куда я езжу за покупками, нашу замкнутость воспринимают по-своему. Муж там никогда не появляется, все знают, что гостей у нас не бывает. Единственные люди, с кем я вступаю в контакт – торговцы, – решили, будто у мужа чахотка и места эти привлекли его своей тишиной и сухим, здоровым воздухом. Разубеждать их мы, естественно, не пытаемся. Джон (мужа, конечно, зовут совсем иначе) никогда не был настолько известен, чтобы о нем писали газеты. Обстоятельства, которые привели к его отставке, широкому кругу людей остались, благодарение Богу, неизвестными.
Желание взяться за перо вызревало во мне долго, и питали его разные причины. У меня вдруг появилась уйма свободного времени: несложная работа по дому отнимает всего три-четыре часа. После переезда сюда муж становился все менее и менее общительным, и сейчас большую часть дня он просиживает с книгой в углу внутреннего дворика либо изучает вершины гор, с востока и севера окаймляющих нашу пустынную местность. Я пришла к выводу, что, достигнув сорока пяти лет, Джон никогда не согласится вновь заняться каким-нибудь делом, значит, примерно через год перед нами неизбежно встанет вопрос о деньгах.
Ирвин Шоу — писатель с богатым жизненным опытом, тонкой наблюдательностью, умением распознать в человеке малозаметные психологические жесты и нюансы поведения, включить их в сюжетные коллизии. Его произведения на долгие годы заняли прочную позицию в списках мировых бестселлеров. Роман «Богач, бедняк» и его экранизация в свое время снискали огромную популярность в СССР. Даже по значительно сокращенным публикациям и «обедненной» телевизионной версии «Богача, бедняка» советские люди в пору «холодной войны» выпрямляли свое представление об Америке и американцах… В этом издании представлен полный перевод — без пуританских сокращений и идеологических купюр — увлекательной саги о членах семьи Джордахов, которые ведут свою «битву жизни» в Америке.
…Он был ночным портье. Маленьким человеком, не надеявшимся на перемены к лучшему. Но таинственная гибель одного из постояльцев отеля открыла для него дверь в другую жизнь — яркую, шикарную, порой — авантюрную и опасную, но всегда — стремительную и увлекательную…
«Нищий, вор» — это продолжение нашумевшего романа американского писателя Ирвина Шоу «Богач, бедняк».
Ирвин Шоу (1913–1984) — знаменитый американский писатель и драматург. Приобрел мировую известность благодаря лучшему своему роману «Вечер в Византии», действие которого происходит во время Каннского фестиваля, в атмосфере фешенебельного курорта, веселья, роскоши, вседозволенности в погоне за удовольствиями…Он — «человек кино». Человек, настолько привыкший к своему таланту и успеху, что не замечает, как в череде мимолетных интриг и интрижек, мелких уступок и компромиссов, случайных сделок с совестью талант и успех покидают его.
Как и другие произведения писателя — «Две недели в другом городе», «Вечер в Византии», «Богач, бедняк», — этот роман открывает читателю мир хрупких связей и сложных, подчас непредсказуемых отношений между людьми. История о том, как одна ошибка может перевернуть всю жизнь человека и его близких, о неоцененном и разрушенном семейном счастье рассказана обманчиво простым языком, поражает авторским знанием человеческой психологии и приглашает читателя к размышлению и сопереживанию.
...Армия. Просто – АРМИЯ.Армия интеллектуалов-офицеров и бесстрашных солдат – или армия издерганных мальчишек, умирающих неизвестно за что, и пожилых циников, которым давно уже все равно, за что умирать.Армия неудачников – или армия героев?А, строго говоря, есть ли разница?
Творчество Василия Георгиевича Федорова (1895–1959) — уникальное явление в русской эмигрантской литературе. Федорову удалось по-своему передать трагикомедию эмиграции, ее быта и бытия, при всем том, что он не юморист. Трагикомический эффект достигается тем, что очень смешно повествуется о предметах и событиях сугубо серьезных. Юмор — характерная особенность стиля писателя тонкого, умного, изящного.Судьба Федорова сложилась так, что его творчество как бы выпало из истории литературы. Пришла пора вернуть произведения талантливого русского писателя читателю.
В настоящем сборнике прозы Михая Бабича (1883—1941), классика венгерской литературы, поэта и прозаика, представлены повести и рассказы — увлекательное чтение для любителей сложной психологической прозы, поклонников фантастики и забавного юмора.
Слегка фантастический, немного утопический, авантюрно-приключенческий роман классика русской литературы Александра Вельтмана.
Чарлз Брокден Браун (1771-1810) – «отец» американского романа, первый серьезный прозаик Нового Света, журналист, критик, основавший журналы «Monthly Magazine», «Literary Magazine», «American Review», автор шести романов, лучшим из которых считается «Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы» («Edgar Huntly; or, Memoirs of a Sleepwalker», 1799). Детективный по сюжету, он построен как тонкий психологический этюд с нагнетанием ужаса посредством череды таинственных трагических событий, органично вплетенных в реалии современной автору Америки.
Британская колония, солдаты Ее Величества изнывают от жары и скуки. От скуки они рады и похоронам, и эпидемии холеры. Один со скуки издевается над товарищем, другой — сходит с ума.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Волшебная гора» – туберкулезный санаторий в Швейцарских Альпах. Его обитатели вынуждены находиться здесь годами, общаясь с внешним миром лишь редкими письмами и телеграммами. Здесь время течет незаметно, жизнь и смерть утрачивают смысл, а мельчайшие нюансы человеческих отношений, напротив, приобретают болезненную остроту и значимость. Любовь, веселье, дружба, вражда, ревность для обитателей санатория словно отмечены тенью небытия… Эта история имеет множество возможных прочтений – мощнейшее философское исследование жизненных основ, тонкий психологический анализ разных типов человеческого характера, отношений, погружение в историю культуры, религии и в историю вообще – Манн изобразил общество в канун Первой мировой войны.
«Миф о Сизифе» — философское эссе, в котором автор представляет бессмысленный и бесконечный труд Сизифа как метафору современного общества. Зачем мы работаем каждый день? Кому это нужно? Ежедневный поход на службу — такая же по существу абсурдная работа, как и постоянная попытка поднять камень на гору, с которой он все равно скатится вниз.
Книга-явление. Книга-головоломка. Книга-лабиринт. Роман, который заставляет читателя погрузиться в почти мистический мир Барселоны и перемещает его в совершенно иную систему координат. Читателю предстоит вместе с главным героем встретить зловещих незнакомцев, понять и полюбить прекрасных и загадочных женщин, бродить по мрачным лабиринтам прошлого, и главное – раскрыть тайну книги, которая непостижимым образом изменяет жизнь тех, кто к ней прикасается.
Два полных авторских сборника – «Приключения Шерлока Холмса» и «Возвращение Шерлока Холмса». Здесь будут жених, опасающийся мести бывшей возлюбленной, и невеста, брошенная в день венчания; загадочные апельсиновые зернышки и тайный код пляшущих человечков, смертоносный китобойный гарпун и рождественский гусь с сюрпризом… Но главное – главное, что здесь будет, – это удивительная атмосфера старой доброй Англии со всеми ее красками, запахами и звуками. И даже если вы знаете наизусть все истории о знаменитом дуэте, вы все равно не сможете отказать себе в удовольствии в который раз открыть книгу, а вместе с ней – и знакомую дверь на Бейкер-стрит, 221-b.