Солнечное затмение - [35]

   В первые полторы эллюсии после захвата чуть ли не четвертая часть горожан покончили собой, спрыгнув с городской стены. Страх голодных отточенных мечей был сильнее страха черной бездны, раскинувшейся за пределами Ашера. Матери хватали своих младенцев и прижимали их к груди, надеясь, что иноземные солдаты сжалятся над ними. Это, кстати, многих спасало. Юные девицы, сообразив, что единственной надеждой на жизнь является для них именно их не изуродованная временем юность, стали спешно прихорашиваться и приветливо улыбаться солдатам. Их тоже оставляли в живых, но предварительно оттаскивали в какое-нибудь укромное местечко, а некоторых насиловали прямо на городских улицах, рядом с изувеченными трупами. Предсмертные стоны убиенных были практически неотличимы от сладострастных стонов захватчиков.

   В процессии самого штурма не было ничего оригинального. Так же точно поступали и франзарцы, захватывая города окрестных миражей. Пьяный триумф победы во все эпохи действовал на людей как немереная доза наркотика: каждый держащий меч мнит себя полубогом, а каждый, кто им еще и владеет в бою, вообще -- вершителем судеб. Психология победителей ужасает своей пустотой, и опустошает своим ужасом. Если какой-нибудь армии еще не удалось устроить кровавую оргию, значит, эта армия еще не заслуживает звания победоносной.

   Английская армия это заслужила в полной мере. И дымящаяся кровь, разлитая по улицам Ашера, словно жертвенный фимиам, являлась доказательством их могущества...

* * *

   Дианелла первая услышала крики со стороны городских улиц и озабоченно посмотрела на Флеменцию. Они обе сидели в отведенном для них будуаре, ожидая маэстро Рудвига. В какофонии людских голосов ничего невозможно было различить, кроме обычной суматохи.

   -- Посиди здесь, девочка. Я сейчас все узнаю. -- Флеменция уже встала и направилась к выходу, как появился Рудвиг.

   -- Спокойно, мои милые дамы. Это вооруженный захват. Такое в жизни бывает.

   Дианелла повернула голову, и в полумраке блеснули волны ее белокурых волос.

   -- Разве это не войска моего дяди-короля?

   -- Увы, мадмуазель... Кажется, это англичане, коварные похитители маленьких детей. Я тебя не пугаю, девочка, но не вздумай попасться им на глаза!

   Внешний шум нарастал, и в нем все отчетливей слышались отголоски надвигающейся паники. Флеменция взяла в свою ладонь маленькую, хрупкую руку своей воспитанницы, погладила ее и вопросительно глянула на маэстро. Тот был в смятении не меньшем, чем остальные, и даже не пытался это скрывать. Его невзрачные серые глаза, маленькие словно у мышонка, забегали в поисках спасительной мысли. Взор, ранее горевший чувственностью и творческим озарением, внезапно потух. Стал прохладным и беспомощно-жалким. Рудвиг был малодушен по своей натуре. Его внутреннее естество, в принципе не способное к подвигам, размякло. Больше всего в сложившейся ситуации он испугался за самого себя. Он даже не замечал, что на него, как на последнее спасение, смотрят две беззащитные дамы, одна из которых совсем малышка. Ее побледневшее лицо, ее наивный, доверчивый взгляд, ее перепуганный голос, на который он возлагал такие надежды...

   -- Маэстро Рудвиг, что же нам теперь делать?! Отведите нас, пожалуйста, к моему папе. Или к дяде-королю! -- девочка вот-вот готова была разреветься.

   Рудвиг отвернулся. Слова маленькой воспитанницы задели в его душе какой-то больной нерв.

   -- Из города нам никак не пробраться, даже и пытаться нечего. Единственный подземный проход наверняка перекрыт... -- Он пожевал загустелый воздух и вынес свое решение: -- Думаю, самое безопасное для вас скрыться в приюте для бедняков. Нищету, как правило, солдаты не обижают. Еще есть время, я вас туда провожу.

   Они направились было к выходу, но Рудвиг вдруг остановился и шлепнул себя ладонью по вспотевшему лбу.

   -- От этой суматохи совсем уже потерял соображение! В таком виде, милые дамы, -- он критически глянул на их роскошную одежду, -- только на королевских балах скрываться.

   Преображение не заняло много времени. И вот, по агонизирующим улицам уже шагала убогая нищенка с грязной нерасчесанной девчонкой, их сопровождал некий старец. Серые испуганные глаза старца все время озирались по сторонам. А окружающий мир еще только приближался к тотальной асфиксии.

руна четвертая

"Есть нечто, о чем невозможно сказать,

Есть то, что нельзя никогда изменить,

Постигнуть душой иль рассудком понять,

Хоть чем-то измерить иль как-то объять,

Да в наше сознанье пытаться вместить."

   "-- Да будет проклят тот, кто скажет о чем-либо: оно реально, или: оно существует на самом деле! Да будет имя его в списке неблаговерных, и дела его да сочтет Непознаваемый за труды еретиков! Потому как такие утверждения глубоко ошибочны. Наша псевдореальность является лишь неудачным макетом, бледным прообразом Настоящего Мира, куда мы все стремимся. Только там будет то, что реально. И только там будет то, что настоящее. Мы все в межпространственном сне. Находимся в буферной зоне между бытием и полным энергетическим вакуумом. Наш мир несовершенен изначально. Непознаваемый, некогда распластав перед собой руны ранее никем не тронутых слоев Вечности, набросал на них лишь черновые эскизы задуманного им мироздания. Эти эскизы подлежали утилизации, но ошибочно попали в круговорот реального времени. Так родилась никогда не существующая по-настоящему черная вселенная. И все люди, ее населяющие, каждую эпоху отмечают праздник Великой Вселенской Ошибки. Лишь случайная оплошность нашего демиурга дала всем нам право на жизнь..."