Солнечная Ведьма - [71]

– Ты мог бы заключить с ним союз. Пока, – заметила Лиана. – Говорят, мятежники время от времени находят в Трайфине приют.

– Тогда, возможно, лучше его убить.

Лиана покачала головой. Себастьен часто поступал опрометчиво. Не всегда тщательно продумывал последствия своих действий.

– Ты же не хочешь, чтобы трайфинцы объединились с мятежниками. Сделай Трайфин нашим союзником, попроси их помощи в разгроме мятежников, и когда Эрик перестанет представлять из себя проблему, ты сможешь бросить вызов Трайфину, если к тому времени не передумаешь.

Он почти улыбнулся:

– Расширить границы Каламбьяна во время моего правления, стало бы великолепным наследием.

– Да, стало бы, – прошептала она.

– У них богатая страна, – размышлял он. – Изобилие природных ресурсов. Серебро, золото, медь. И все же они постоянно сражаются меж собой. Их завоевание станет благом для Каламбьяна. Когда я избавлюсь от ублюдка-Эрика, то так и сделаю.

– Но пока, – сказала Лиана, – Ты сделаешь посла Трайфина нашим союзником.

– Да, – тихо сказал он. – Сейчас так будет лучше.

Лиана растянулась рядом с Себастьеном и положила голову ему на грудь, слушая удары его сердца. Он зарылся рукой в ее волосы и сжал их почти нежно.

Правитель Каламбьяна мог быть жестоким, она знала это лучше, чем кто-либо другой. Он мог быть неблагоразумным и раздражительным, и да, возможно, временами очень близко подходил к безумию. Но порой она видела в Себастьяне и хорошие черты. Наверное, ей необходимо было видеть их, чтобы делать то, что она делала. Хотя иногда он уставал от политических тонкостей и постоянно боялся предательства, но он действительно хотел стать достойным императором. Люди этой страны, люди, которых он так редко видел, много для него значили. Он хотел, чтобы они любили его и в глубине души считал их своими детьми.

Несколько лет назад он учредил министерство искусств, проявив заботу к тому, чем пренебрегали во время правления его отца. Он открыл в Арсизе новый музей, заполненный, как она слышала, услаждающими взор картинами и скульптурами. Лиана никогда не посещала музеи и, вероятно, никогда уже не посетит, но, тем не менее, считала этот поступок хорошим. Себастьен также возродил фестивали, которые его дедушка в последние годы своего правления объявил вне закона. Фестивали проводились каждый новый сезон, люди в городе во время них танцевали, пели и смеялись. Лиана часто наблюдала за ними сверху, размышляя, каково это – оказаться там среди них.

Себастьен проявлял огромный интерес к машинам, которые Лиана полностью не понимала, вроде тех, что приводили в действие лифт и опахала или зажигали искусственные огни во дворце. Сейчас он держал эти изобретения и людей, которые их придумывали, при себе, но она предполагала, что однажды император поделится чудесами со своей страной.

Он даже негласно прекратил практику своего отца похищать женщин для третьего уровня, хотя для Лианы эти изменения произошли слишком поздно.

Время от времени он говорил о будущем и о том, что оно могло сулить, выражал интерес к превращению своей страны в лучшее место, чем то, которое ему досталось. Это стало бы его наследием. Себастьен хотел, чтобы его помнили после смерти.

Он мог поступать жестоко – и поступал – но император не был полностью лишен доброты. Когда она угождала ему, он дарил ей цветы, духи и драгоценности. В последнее время Себастьен делал ей подарки почти каждый день, и, когда она радовалась, он радовался сам. Казалось, будто сам больше не мог испытывать счастья, но видел и чувствовал его через Лиану.

Мысль о женитьбе Себастьена на дочери Сулейна, была смехотворной. Девушка, несомненно, окажется такой же неотесанной, как Фарел, и как только император ее увидит, то сразу передумает брать в жены. Он без труда мог сделать девчонку своей наложницей и заставить обслуживать министров и жрецов, когда ее отец обслуживался бы рядом. Разве это не послужит достаточной местью?

Она все еще ненавидела его, но также понимала, что они с Себастьеном, в некотором роде, составляют хорошую пару. Если он попросит ее стать его императрицей, она согласится. Вместе они смогут править многие годы, хорошо править. Она могла бы стать его негласным советником, голосом разума, когда Себастьеном завладевали эмоции. Вместе, они им было бы под силу править миром.

Иногда, в краткие мгновения помрачнения рассудка, она сомневалась в своем решении убить его. Чаще всего такое происходило в моменты близости. В те дни или ночи, когда стоило ему только прикоснуться к ней, и ее тело начинало откликаться. Как начало откликаться сейчас.

Она закинула руку вокруг него и крепко обняла. Возможно, крепче чем следовало. Их тела были настолько близки, что она не могла не почувствовать его ответную реакцию. Он стал твердым и горячим. И стиснул в кулаке ее волосы.

Разговоры о войне закончились, по крайней мере на сегодняшний вечер. Она прижалась губами к его горлу в долгом, неторопливом поцелуе. У него был вкус соли и мыла и очень мужской аромат. Аромат Себастьена.

Порой он брал ее быстро, без касаний и объятий, без близости, столь редкой для них обоих. Но сегодня он не торопился. Его руки исследовали и возбуждали, губы дразнили ее горло. Сегодня он не приказал ей раздеться, вместо этого начал раздевать ее сам. Расстегнул три верхние пуговицы платья и отвел ткань от разгоряченной кожи.