Солнечная сторона улицы - [27]

Каждый раз, когда отец заговаривал о яхте, мать вздыхала:

— Неисправимый романтик! — и, насупившись, уходила на кухню.

Но я-то слушал отца всегда. Я знал, что рано или поздно мы построим яхту, и был уверен — это будет отличное судно.

Когда отец уезжал в командировки (он их в шутку называл «трудовыми путешествиями»), на меня часто находила тоска, мне казалось — в прошлом веке жизнь была намного интереснее; я представлял во всем блеске необитаемые острова, клады, пиратов, и сильно завидовал мальчишкам, которые жили в те времена. Но возвращался отец, рассказывал о нехоженых лесах и диких зверях, о геологах, строителях, и я начинал завидовать отцу. Много раз я просил его взять меня с собой, но он говорил, что мне нужно подрасти. И я ждал, когда подрасту. А время, как назло, тянулось ужасно, нестерпимо медленно. Иногда мне казалось, что я не смогу стать хорошим путешественником, таким, как отец, и я делился с ним своими сомнениями. Но отец быстро меня успокаивал:

— Как это не сможешь? Тоже мне сказанул! Ты станешь отменным путешественником! Ты должен верить в это. Недооценивать себя так же вредно, как и переоценивать. Такая немаловажная деталь.

Собственно, отец напрасно меня успокаивал. Такие сомнения меня посещали редко. В общем-то я был уверен в себе. Даже чересчур. Особенно в рисовании. Но в этой области я, по общему признанию, достиг немалых успехов. Даже отец, который относится ко мне с повышенными требованиями, отмечал многие мои рисунки. Иногда брал карандаш и делал в рисунках поправки (он рисовал блестяще), при этом провозглашал:

— В любом деле главное что? Последний штрих! И у столяра, и у портного, и, тем более, у рисовальщика. Мастер сделает два-три штриха, и вещь заиграет. Такая тонкость.

Отец откладывал карандаш и, чувствуя себя «Мастером», доставал трубу, но проиграв обе разученные вещи, вздыхал:

— Да, приходится признать, здесь имею средние способности, мастерства не хватает. Ноль тонкости. Похоже, высокое музыкальное искусство для меня недосягаемо. Как, впрочем, и столярное ремесло, и многое другое.

И такое самоуничижение находило на отца. Все от того что он ко всему подходил с высокой меркой.

5.

Однажды, в знойный полдень, возвращаясь с рыбалки, мы подошли к опушке леса, и отец сказал:

— Хочешь посмотреть бой хищников?

— Где? — удивился я.

— Здесь, прямо сейчас. Это заслуживает пристального внимания… Ты много раз встречал этих хищников на лугу и у озера, и они первые пускались от тебя наутек. Они очень маленькие, эти хищники, но свирепы не меньше, чем их большие собратья. Они тоже прячутся в зарослях, и выслеживают добычу, и неожиданно нападают из засады.

Отец свернул с тропы и остановился около родника, на дне которого кипели песчинки.

— Вот здесь, — он лег за трухлявый пень.

Я распластался рядом. Над нами закачались крупные стаканчики колокольчиков — меж них блестела паутина.

Только мы замаскировались, как в паутинную сеть плюхнулась большая с металлическим блеском муха; запуталась и отчаянно зажужжала. И сразу откуда-то из-под листьев к ней устремился паук: забегал вокруг мухи, опутывая ее нитями. Но муха была сильная — все время рвала паутину и не давала пауку приблизиться. Тогда паук неожиданно стал обрывать паутину вокруг пленницы, и муха, освободившись, улетела.

— Не справился, — объяснил отец. — Теперь починит сеть и снова сядет в засаду. Скоро какая-нибудь бабочка-растяпа наткнется на его бредень. Паук парализует ее укусом и высосет… Но это еще что! Давай-ка посмотрим, кто обитает в пне. В нем всегда немало насекомых… По крайней мере парочку жуков наверняка обнаружим…

Отец отломал от пня кусок коры, и тут же в траву свалился черный жук с рогом на голове. Пробежав под травами, жук полез на стебель лопуха; внезапно скользнула тень какой-то птицы, и жук-носорог сразу упал, поджал лапки и замер. Отец хмыкнул:

— Притворился мертвым, хитрец!.. Иногда путается и окаменевает, когда вообще видит что-нибудь загадочное. На всякий случай. Такая тонкость… А некоторые жуки пугают своих врагов, принимая страшные позы… А жук-бомбардир выбрасывает из брюшка едкую жидкость, устраивает настоящий взрыв. Любой преследователь остановится ошарашенный, а жук в это время убежит.

В стороне застрепетала стрекоза; присела на цветок и замерла.

— Вот и стрекоза тоже, — сказал отец.

— Что стрекоза?

— Тоже хищник. Да еще какой!

— Не может быть!

— Точно! Присмотрись, комаров щелкает на лету, — отец встал, отряхнул брюки.

Я тоже вскочил.

— А оса! — сказал отец. — Думаешь, она сластена? Только сок в цветочках пьет?

— Да.

— Ничего подобного. Как бы не так. Тоже хищник. Жало-то у нее какое! Помнишь, тебя ужалила? Тебе и то больно было. А каково, к примеру, мотыльку? Сразу падает замертво, — отец поднял удочки, и мы снова вышли на тропу.

— А светляки? — все сгущал краски отец.

— И светляки хищники? — удивился я.

— То-то и оно! Улиток съедают!

Мы уже отошли от леса, и отец усмехнулся:

— Вот такие огорчительные наблюдения! Это данность, от нее никуда не деться. Но ты, наверное, понял, что все эти хищники полезные. Представляешь, сколько было бы комарья и мошкары, если б не они?