Солнечная сторона улицы - [14]

До того как стать пожарным, дядя часто менял занятия — он был талантлив во многих областях. А менял занятия он не потому, что не находил работы по душе — просто ему не везло. Вначале дядя работал художником по рекламе, точнее шрифтовиком. Но однажды по неосторожности он бросил папиросу в спиртовые лаки, и рекламная мастерская сгорела дотла. Дядя отделался гигантским штрафом, причем деньги собирали все наши родственники, справедливо решив, что гигантский штраф все-таки лучше самого малого срока в тюрьме.

Выплатив штраф, дядя устроился актером в какую-то гастрольную труппу (актером вспомогательного состава конечно, у дяди не было необходимого образования, зато была колоритная внешность, хорошие манеры и низкий, густой голос). Но как-то после спектакля дядя забыл выключить утюг в костюмерной и чуть не спалил весь театр. Дядю уволили, но он, неунывающий, стал парикмахером. Только, делая завивку какой-то важной даме, немного подпалил ей волосы, и из парикмахерской ему пришлось уйти.

После этого дядя работал часовщиком, садовником, поваром, и везде по его вине что-нибудь горело — прямо заклятье какое-то! Даже работая спасателем на водной станции, он умудрился что-то прожечь под водой! Вот тогда-то у дяди и появилось невероятное чутье на пожары. Вернее, после всего этого.

В то время он работал музыкантом — играл на барабане в заводском оркестре. Однажды на концерте дядя уловил запах гари и бросился через весь зал к выходу. Зрители зашумели — никто ничего не понял, и дядю сразу же хотели уволить за срыв концерта, но позднее оказалось, что, действительно, в соседнем квартале что-то загорелось, а поскольку дядя первым вызвал пожарную команду, его не только не уволили, а, наоборот, о нем, как о герое, напечатали в газете.

С тех пор, где бы дядя ни был: дома, на улице или на концерте — всегда первым чувствовал запах дыма, раньше всех прибегал на пожар и организовывал тушение. За это профессиональная пожарная команда присвоила ему звание «Почетного пожарного». Хотели дать и медаль, но, к сожалению, не дали.

— Пожадничали, — сказал я дяде и с досады махнул рукой.

— Не надо мне никаких медалей, — буркнул дядя. — Слава — это чепуха. Я просто выполняю свой долг. Долг честного человека, понимаешь, что я хочу сказать?! Во всяком случае, мне за свою жизнь краснеть не приходиться (к этому времени дядя начисто забыл о предыдущих пожарах, которые случались из-за его головотяпства; забыл, что когда-то за пожар в мастерской ему грозила тюрьма).

Как «почетный пожарный», дядя постоянно следил, чтобы на улицах все тушили окурки и спички, расклеивал плакаты о том, как предупредить пожар, читал лекции о борьбе с огнем. Но главное, дядя перестал менять профессии — до самой пенсии стучал на барабанах в заводском оркестре. Кстати, лекции дядя читал вдохновенно, артистично, и под конец непременно говорил:

— …Возможна такая вещь — в огне есть колдовство! Огонь завораживает, парализует волю. Потому на пожаре многие и стоят обалделые и ничего не делают. Понимаете, что я хочу сказать?! Нужно иметь колоссальную силу воли, чтобы взять себя в руки. И чем раньше вы придете в себя, тем быстрее укротите огонь — это ненасытное чудовище.

После таких слов у многих мурашки бежали по спине, в том числе и у меня (я был постоянным слушателем дядиных лекций), но тем не менее я знал, что непременно буду пожарным. Таким, как дядя.

В те дни я с утра ходил по двору и ждал, когда что-нибудь загорится. «Вот, — думал, — сейчас загорится забор, подожду, пока разгорится получше, чтобы был настоящий пожар, и начну тушить». Перед крыльцом я заранее приготовил ведро воды, лопату, ящик с песком; дома имел бинты и мазь от ожогов, на случай если кому-то придется оказывать первую помощь. С утра ходил и ждал пожара, но, как назло, ничего не загоралось, хоть самому поджигай.

Пожар случился, когда я меньше всего на него рассчитывал: сидел на крыльце и читал приключенческую книгу. Так увлекся чтением, что и не заметил, как из сарая в дальнем углу двора пошел дым. Заметил только, когда дым повалил густой, перекрученной струей. Эта струя, словно темная река, пересекла весь двор и хлынула на крыльцо.

Вбежав в сарай, я увидел — из урны с газетами вырывается пламя. План тушения созрел не сразу; минут десять я в растерянности глазел на огонь (дядя был прав — огонь полностью парализовал мою волю, а заодно и способность соображать), потом все же пришел в себя и понесся к дому за ящиком с песком.

Когда я вернулся, огонь уже охватил стену сарая и от нее било таким жаром, что нельзя было подойти. Едкие клубы дыма с невероятной скоростью заполняли весь двор. Мне стало страшно. И вдруг я увидел — к сараю с полными ведрами воды спешит дядя. Выплеснув воду на пламя, дядя отломал горящие доски, отбросил в сторону. Потом снял куртку, стал ею сбивать красные языки. Я крикнул:

— Может позвонить в пожарную команду?!

— Позвони своей бабушке! — отрезал дядя.

Огонь потух, но отдельные обугленные доски еще тлели и дымили. Я сбегал за лопатой и начал присыпать доски песком. Когда засыпал, дядя пожал мне руку и сказал: