Солнечная - [9]
Лампа сделалась горяча, как утюг.
Ласточки вылетели из гнезда ошалелые и стали с криками кружиться у столба.
Вся Солнечная в один голос потребовала: снять гнездо и немедленно перенести в безопасное место, чтобы ласточки могли воротиться в свой дом и жить спокойно, ничего не боясь.
— Завтра, завтра! — говорила Зоя Львовна, но ребята и слышать не хотели об этом и требовали, чтоб сейчас, сию минуту.
Время было позднее, им пора было спать, а они бушуют и вопят, и их теперь ничем не успокоишь.
Прибежала тетя Варя и велела позвать санитара Максима, чтобы он взобрался на вершину столба и бережно перенес гнездо куда-нибудь подальше от лампы.
Но санитара не было. Он уже отдежурил. За ним побежала Аглая, но не нашла его и пропала сама.
Ласточки кричали, словно плакали, а ребята бесновались, как безумные.
— Снимите, снимите, снимите гнездо!
Зоя Львовна с великим трудом выволокла откуда-то длинную лестницу; приставила ее к тонкому железному столбу фонаря и попробовала взобраться по ней, но соскочила с третьей же ступеньки:
— Я не акробат, и у меня не две головы!
Тетя Варя очень рассердилась и дернула от нетерпения плечом.
— В таком случае я сделаю это сама! — высокомерно сказала она, как бы желая пристыдить Зою Львовну. И торжественно направилась к лестнице.
— Что вы? Что вы? Куда вы? Куда вы?
Но тетя Варя не слушала и, величаво отстранив Зою Львовну, которая хотела ей помочь, в одно мгновенье вскарабкалась по лестнице, порывисто дотянулась рукой до гнезда, но вдруг вскрикнула, оборвалась и упала — упала вместе с лестницей прямо в кусты, неподалеку от хвостатого дерева, и все завизжали от ужаса, а Зоя Львовна растопырила пальцы и окаменела на месте.
К счастью, откуда-то прибежал наконец санитар, и тетю Варю положили на носилки и унесли в перевязочную.
А ласточки кружились и кричали.
Ребятам было велено сейчас же прекратить разговоры и спать, но они долго не могли успокоиться, а на другой день оказалось, что тетя Варя сломала себе руку и повредила бедро, что ее увезли в Пентапею, в больницу, и никто не знает, когда она выздоровеет.
Тетя Варя так любила своих солнечных, что даже в отпуск никогда не уезжала: все одиннадцать лет, с утра до ночи, прожила на этой маленькой полоске земли, словно веревкой привязанная к этим белым деревянным кроватям. Человек она была крутой и суровый и очень редко нежничала с солнечными, но солнечные так любили ее, что даже уезжая к отцам-матерям, ревели при расставании с нею.
И вот ее нет, нет Израиль Мойсеича, и не оттого ли на Солнечной произошло столько диковинных и грозных событий, не оттого ли, как говорит Соломон, вся Солнечная чуть не полетела к чертям.
Часть вторая. Ликвидировать прорыв
1. Планета и кастрюля
Кто же может заменить тетю Варю?
Вместо нее появилась на малое время какая-то Фанни Францевна, густо напудренная, с золотыми зубами. Она, видимо, любила природу, потому что всякий раз восклицала:
— Посмотрите, детки, какое шикарное облако!
— Ах, какой шикарный сегодня закат!
И всё рассказывала ребятам о своем шикарном попугае, который, по ее словам, был умен, как профессор.
Солнечным она не понравилась.
Старшие сразу дали ей дружный отпор. Она обиделась, надулась, пошла к малышам и стала показывать им свой семейный альбом.
— Вот это мой дядя Фридрих… А это мой брат Фабриций… А это мой кузен Фердинанд… а это Феликс, мой первый муж… Видите, какой у него шикарный мундир… А это фрау Франциска фон-Фуфф… А это опять Фердинанд…
Цыбуля с ненавистью глядел на нее:
— И откуда она взялась, эта фря?
— Надо ее в стенгазету, — предложила Пани Мурышкина.
— Черт с нею! — мрачно сказ Соломон. — Потерпим. Ведь всего несколько дней.
Соломон скучал без Израиль Мойсеича, и лицо у него было такое, будто у него болел живот.
Зато его заклятому врагу посчастливилось: Фанни Францевна сразу же стала всячески ухаживать за Бубой, угостила его вишневым вареньем и повелела дать ему свободу:
— Потому что он совсем как мой Феликс.
Бубу вынесли на общую площадку и поместили у бочки с водой. Он не выказал особенной радости, сидел насупленный и ни на кого не глядел.
Сережа всматривался в него с любопытством: так вот он какой, этот Буба! Оказывается, нисколько не страшный, только скучный и сонный. Очень похож на сову: и глаза у него совиные, круглые, и весь какой-то нахохленный.
К несчастью, Бубиным соседом по койке оказался черномазый Илько. Илько тотчас же заегозил перед ним. Ильку хотелось понравиться Бубе, угодить ему, подольститься к нему и завоевать его дружбу.
Так как ветер гнал к нему всех монахов, которых ребята пускали в то время, он стал перехватывать их своей мастиркою и, хихикая, с шутовскими ужимками, почтительно преподносил их Бубе.
Буба угрюмо хватал их, комкал и, не глядя, совал под матрац.
Пострадавшие кричали и ругались, но он словно не слышал их воплей.
Заметив, что Буба пресытился этой забавой, Илько сейчас же принялся за другую.
Он умел плевать удивительно метко на два с половиной метра и многими годами тренировки довел этот талант до совершенства.
Теперь, добиваясь благоволения Бубы, он показал ему целый ряд достижений в этом высоком искусстве, посылая меткие, как пуля, плевки в самые разнообразны предметы.
