Солнечная аллея - [27]

— А у меня нет больше пятитугриковой монеты, — сокрушался Лутц. — Так что о Монголии пока придется забыть.

Но госпожа Куппиш на этом не успокоилась: она хотела знать, как Лутцу удалось проникнуть в Китай.

— В Китай было очень трудно, — вздохнул Лутц.

Затаясь, он полдня пролежал в кустах, наблюдая за советской погранзаставой. Пока не обратил внимание на одного солдатика, который, очевидно, считался в части совсем уж распоследним человеком, ибо чистил сапоги всему личному составу — пятьдесят пар русских солдатских сапог в день. Собственно, никаких иных, сколько-нибудь примечательных событий, кроме чистки сапог, там, в азиатской степи, на заброшенной погранзаставе, и не происходило — ну, проедет раз в два часа машина, и все. Лутц дождался, когда распоследний солдатик заступит на дежурство на пост паспортного контроля. Разумеется, бумаги у Лутца были не в порядке, и солдатик, после долгого и нерешительного их перелистывания, Лутца не пропустил. И вот тут Лутц закатил скандал, потребовал, чтобы вызвали начальство, — и старшие офицеры, не глядя, дали команду его пропустить: они заранее решили, что тот, распоследний, наверняка что-то напутал. Так что когда Лутц пересек границу и сделал первые шаги по китайской земле, несчастного солдатика уже отправили чистить гальюны.

Госпожа Куппиш, однако, и на этом не успокоилась: теперь ей хотелось знать, как Лутц сумеет пересечь государственную границу здесь, в Берлине, можно сказать, на пороге их дома.

— Безнадега, — ответил Лутц. — Полная без - на-де-га.

Да, из-за этой стены впору было прийти в отчаяние. Видно, и вправду дело хана, если даже такой смельчак, что до Монголии, до самого Китая добрался, — и тот говорит: безнадега.

Тем не менее, госпожа Куппиш верила в свой шанс — в свой Шанс с большой буквы. Ибо это именно она нашла паспорт гражданки ФРГ Хелены Хлам и с тех пор истово работала над собой. Она хотела выглядеть как владелица паспорта Хелена Хлам. И под именем Хелены Хлам вознамерилась пересечь государственную границу. Хелена Хлам была на двадцать лет старше госпожи Куппиш, однако эту проблему госпожа Куппиш успешно решала за туалетным столиком при помощи косметики. На госпоже Куппиш было западное платье и западные туфли, в сумочке у нее лежала початая пачка западной жевательной резинки «Стиморол» и неиспользованный билет западноберлинской подземки. И подпись Хелены Хлам она знала как свою и могла воспроизвести с закрытыми глазами. И вот однажды, в вечерний час, она вышла из дому в твердом намерении под прикрытием сумерек миновать паспортный контроль под видом западногерманской гражданки Хелены Хлам. Боязливая по натуре, она решила сперва с безопасного расстояния понаблюдать, как пересекают пограничный пункт другие граждане. Заприметила парочку, которая как раз возвращалась в Западный Берлин, и стала следить; но когда госпожа Куппиш увидела, с какой непринужденностью и каким достоинством эти двое идут, как громко разговаривают, как заливисто смеются, как уверенно и по-хозяйски приближаются к пограничной черте, — когда она увидела все это, она поняла, что западного паспорта, туфель и платья, равно как и початой пачки жевательной резинки «Стиморол», ей недостаточно. Она поняла: никогда ей не суждено выглядеть, как эти двое. И значит, у нее и вправду нет ни малейшего шанса пересечь границу у порога собственного дома. Без-на-де-га.

Госпожа Куппиш отправилась обратно домой. А что ей еще оставалось? Она, кстати, ничуть не стыдилась собственной трусости, которая не позволила ей преодолеть последние тридцать метров. Что она не из смельчаков — об этом она и раньше догадывалась. Зато у нее отпала необходимость прикидываться старухой — значит, она станет прежней. Дома она сразу же села за туалетный столик. Ее супруг, господин Куппиш, вернувшись с работы, не поверил своим глазам. Госпожа Куппиш выглядела теперь моложе, чем когда-либо прежде, по крайней мере, всякий, кто видел ее в первые недели после чудесного омоложения, именно так ей и говорил. И никто понятия не имел, чем объяснить столь разительную перемену. Миха подозревал появление тайного возлюбленного, Сабина — нового парикмахера, а дядюшка Хайнц — очередные симптомы рака легких, ибо, как известно, раковые больные на заключительной стадии нередко впадают в эйфорию.

JE T'AIME

Экзистенциалистка, которой запретили выезд из страны, потому что застукали на Лейпцигской ярмарке при попытке утащить книгу Симоны де Бовуар, поехала с Марио на Балтийское море. Там один астматик из Зандерсдорфа[11] навел их на некое лекарство, вполне пригодное для экспериментов по части кайфа. Марио и экзистенциалистка так его и прозвали: «астматическое зелье». Эти колеса запросто, без всякого рецепта, можно было купить в аптеке. После чего оставалось только развести таблетки колой и выпить залпом. Еще зандерсдорфский астматик уверял, что у них в городке работает химкомбинат, способный даже утренний туман окрашивать в желтый цвет. Тут Марио и экзистенциалистка вообще выпали в осадок: колеса, после которых даже туман кажется желтым, — такой кайф как раз то, что им нужно.