Солнечная аллея - [2]

ПРИГОВОРЕННЫЕ

Тусовались они всегда в одном месте, на заброшенной детской площадке, — малышней, которой полагалось там играть, были когда-то они сами, а после них другая малышня уже не наросла. Поскольку же ни один нормальный человек пятнадцати лет от роду не в силах произнести: я, мол, на детскую площадку пошел, у них это называлось «поболтаться на площадке», что звучало куда внушительнее. Там они слушали музыку, предпочтительно запрещенную. Обычно новый музон приносил Миха — словит по западному радио на свой кассетник новый хит, запишет и назавтра уже на площадке прокручивает. Правда, хиты были слишком свежие, чтобы в запрещенных числиться. А если хит запрещенным считался, он и ценился по-особому, это был самый кайф. «Hirosima» была под запретом, равно как и «Je t'aime» или «Rolling Stones», у которых вообще было запрещено все под завязку. А самая запретная вещь была «Moscow, Moscow» из альбома «Wonderland». Никто, кстати, толком не знал, кто именно хиты запрещает и по каким причинам.

«Moscow, Moscow» всегда слушали в этаком дебильно-блюзовом экстазе, то есть самозабвенно раскачиваясь, подслеповато прищурив глаза и закусив нижнюю губу. Главная задача была — довести себя до полного блюзового кайфа, отнюдь не скрывая от окружающих, насколько далеко ты в том продвинулся. Так, чтобы кроме музыки и собственных движений для тебя ничего и никого вокруг не существовало. И, понятное дело, никто на площадке даже и не заметил, как откуда ни возьмись появился наш участковый фараон, примем как раз в ту минуту, когда друг Михи Марио, тащась от восторга, выкрикивал:

— Братцы, до чего же это запрещено! Наглушняк запрещено!

Участковый вырубил кассетник и торжествующе спросил:

— Что запрещено?

Марио тут же прикинулся дурачком.

— Запрещено? Как так запрещено? Разве кто — нибудь сказал, что что-то запрещено?

Но быстро заметил, что номер с дурачком у него не проходит.

— Ах, вы имеете в виду «запрещено»? — с видимым облегчением «догадался» Миха. — Так это же молодежный жаргон.

— Слово «запрещено» на языке несовершеннолетних подростков является высшей формой изъявления восторга или одобрения, — наставительно изрек Очкарик, который уже такую уйму всего успел прочесть, что не только напрочь глаза себе испортил, но и без малейшего труда мог произносить заумные фразы любой протяженности. — Исходя из чего следует считать, что «запрещено» — это слово, выражающее согласие или одобрение говорящего.

— Ну, примерно как «круто» или «классно», — подхватил Волосатик, прозванный так за сходство с Джимми Хендриксом.

— Весьма популярны в языке подростков также выражения «отпад», «убой» или «улет», — продолжал Очкарик.

— Которые, впрочем, означают лишь то же самое, что и «потряс», «забалдежно», «самый кайф», ну, или вот «запрещено», — пояснил Толстый.

Все дружно закивали и с интересом воззрились на участкового.

— Парни, — сказал тот, — вы что, за дурачка меня держите? А я вот думаю, что вы совсем про другое тут болтали, хотя прекрасно знаете, что «наглушняк запрещено» не сдавать в полицию паспорт гражданки ФРГ, если вы такой паспорт на улице подобрали.

— Да нет, — возразил Миха, но тут же поправился. — То есть, да, конечно, ясное дело, мы знаем, что запрещено не сдавать в полицию чужой загранпаспорт, если вдруг нашел его на улице, но болтали мы вовсе не об этом, товарищ сержант.

— Старший прапорщик, — сердито поправил его участковый. — Не сержант, а старший прапорщик. Это воинское звание младшего командного состава. Младший сержант, сержант, старший сержант, прапорщик, а уж потом старший прапорщик. Но на следующей неделе меня производят в младшие лейтенанты. А это уже офицерское звание.

— Ой, как интересно! Поздравляем вас! — поспешил вякнуть Миха, обрадованный тем, что участковый, похоже, забывает, с какой такой стати он оказался на их площадке. Вместо того чтобы выяснять про что-то запретное, он теперь нудит им про воинские звания.

— После младшего лейтенанта идет лейтенант, старший лейтенант, капитан, майор, подполковник, полковник, это все офицера.

Миха едва успел ткнуть в бок Очкарика, который именно сейчас, когда настроение участкового улучшалось на глазах, совсем уже разинул рот, чтобы подправить тому форму множественного числа в слове «офицеры».

— Потом офицера главного командного состава: генерал-майор, генерал-лейтенант, генерал-полковник, генерал армии — ничего не замечаете?

— Ну как же, у офицеров целая уйма званий, — заметил Волосатик, нарочно ошибаясь в ударении, хотя все эти звания волновали его ничуть не больше, чем остальных. — Но ваше, похоже, пока что в самом низу.

— То есть в вашей карьере все самое хорошее еще впереди, — поспешно предположил Толстый, подхватывая мысль Волосатика, но стараясь сформулировать ее поприятней.

— Нет, ребятки. Если бы вы получше за мной следили, сами бы заметили: у офицеров лейтенант гораздо ниже майора, а у генералов генерал-лейтенант старше генерал-майора.

— Да как же такое может быть? — не веря своим ушам, притворно изумился Марио.

— «Так будут последние первыми»[1], - изрек Очкарик. — Это из… — хотел было пояснить он, но осекся, ибо Миха снова саданул локтем его в бок.