Солнце заходит... - [16]

Подобно тому как существует время для работы, должно быть время и для любви. В Бонтоке оно начинается в девять часов вечера перед улуком. Двери этого дома открыты каждый вечер. Как только появляется первый гость, вся стая девушек высыпает из домика. Хорошо, что девушки маленькие: дверь домика такая узкая, что крупный мужчина, вроде меня, едва может протиснуться в нее боком.

Улуков в Илли много, но мне нравился только один. Я сильно привязался ко всем восьмерым девчушкам. В качестве рождественского подарка каждая из них получила от меня материал на кофточку, за их шитье я заплатил швее с главной улицы. Я с удовольствием любовался девушками, одетыми в мою «униформу», — все кофточки были совершенно одинаковые. Приходили к улуну и другие мужчины. Мы все вместе славно проводили время. Иногда пели друг другу. Они любят импровизировать. Одна из девушек сочинила песню о моем длинном носе. В ней был припев: «Не хочешь ли ты поменять свой длинный нос на мой?» Я очень люблю монотонные мелодии и особенно песни, исполняемые во время работы. Я пытался имитировать «Дубинушку», как ее пел Шаляпин, и имел необыкновенный успех. Тем не менее никто не хотел меняться со мной голосом.

Вначале моей любимицей была Тума, затем она вышла замуж, завела хозяйство, детей. Я искренне за нее радовался, тем более что один из моих друзей как-то намекнул, что мое ухаживание Туме не совсем удобно, поскольку никто из молодых людей не хотел становиться мне поперек пути. У Тумы оказался славный муж, и я поздравил ее от всего сердца. Когда через девять лет после первой нашей встречи я приехал в Бонток попрощаться, ко мне прибежала Тума и радостно сказала:

— Мистер Таге, посмотрите на моего ребенка!

После того как Тума вышла замуж, моей любимицей стала маленькая Мари. Она посещала школу и умела немного говорить по-английски, но все равно ей снова придется вернуться к тяжелой работе на рисовых полях. Но иного выхода у этих девушек нет, разве только кому-нибудь из них повезет и удастся выйти замуж за школьного учителя. Правда, это почти исключено, учитель не снизойдет до того, чтобы сидеть по вечерам около улука.

Маленькая Мари как-то попросила меня подарить ей платье. Я спросил, какое она хочет: национальное или американское.

— Американское, — ответила она.

Мари получила платье, затем сказала:

— Ты не заплатишь ли и за татуировку моих рук?

— Как же ты тогда будешь ходить в американском платье? — спросил я ее.

— Но ведь татуировка очень красива, и к тому же все ее делают.

Я согласился. Мне это стоило всего десять крон. Сейчас Мари тоже замужем.

Как в Бонтоке женятся? Там не существует особых свадебных церемоний. Если юноша влюбляется в девушку, он, естественно, опять приходит к улуку и оказывает своей избраннице особые знаки внимания. Таким образом ей становится ясны его намерения. Она говорит о нем своим родителям. Подруги тоже не упускают случая замолвить словечко в его пользу. Если жених нравится всем, невеста приглашает его к себе на ночь. Он пролезает в узкую дверь и ложится рядом с подругой на нары, где спят и все остальные девушки. Невеста укрывает жениха своим тканым одеялом. Жених может продолжать ухаживание, причем разговор ведется только импровизированными стихами. Иногда они свистят друг другу на дудочках, в которые дуют носом. Издаваемые звуки настолько слабы, что их едва можно услышать на расстоянии метра.

Если жених и невеста уверены, что нравятся друг другу, они делают последний шаг. Когда должен появиться ребенок, молодые люди строят свой собственный маленький домик. И все. Ребенок — свидетельство о браке.

Каждые три-четыре года деревня устраивает праздник с жертвоприношениями в честь молодоженов, соединившихся за это время. Мне довелось присутствовать на такой коллективной свадьбе. По этому случаю зарезали тринадцать буйволов, их отрубленные головы насадили на поставленные в ряд колья. Гонги звучали всю ночь, старики часами пели обрядовые песни, а женщины танцевали в экстазе в честь бога.

ВОСЬМОЕ ЧУДО СВЕТА

Восточнее Бонтока дорога снова круто поднимается В гору. Деревень становится все меньше и меньше, а вскоре они вообще исчезают. Именно в тех местах я увидел то, что никогда не забуду.

На одном из рисовых полей, где работали несколько девушек, стоял бог, как бы охраняя своих детей. Он был гнилой, ободранный и очень старый. Но стоял величаво и спокойно, вызывая ощущение умиротворенности и уверенности. Здесь должны были процветать и рис и люди. Но мир был нарушен. Бога срубили и выбросили. Он ведь был вырезан из дерева, настоящий языческий идол. Белые «отцы» уничтожили этот символ язычества. Христос белых победил, цветные дети человечества оказались отверженными, а в рисе завелись черви.

На вершине горы Полис постоянно дует холодный ветер. Растительность здесь своеобразная — папоротники величиной с дерево. Древние ящеры хорошо вписались бы в этот пейзаж. Затем дорога снова устремляется вниз, проходит через мелколесье, и на повороте глазам открывается поистине фантастическое зрелище — рисовые террасы ифугао, или, как их гордо называют филиппинцы, — «восьмое чудо света».