Солнце за нас. Автобиография - [32]

Мы записали «Районы-кварталы» на студии «FM Division». Наш звукорежиссер Леша Мартынов там работал еще до нас и предложил писаться там. Не сказать, что студия оказалась прямо супер как-то оснащена — достаточно скромно, но там почасовая оплата и вообще гораздо дешевле, чем, например, на «Мосфильме». У нас денег особо не было. Каждый человек выбирает для себя что-то более оптимальное, да? Чувствовать себя раскованно, валяться на диване, пребывать в атмосфере студийной на «Мосфильме» было невозможно — это же все-таки достаточно государственное место, там все не по-домашнему, вечно надо какие-то пропуска заказывать, много чего мы там не знали, что как коммутируется. А так как Леша сам работал на этой «FM Division», он все там прекрасно знал, у него все было под рукой.

И там было комфортно. Был диванчик, на котором Кирилл все время спал. Мы работали достаточно плотно: записали альбом в течение полутора месяцев. Пока писались барабаны, клавиши могли вздремнуть. Все происходило очень быстро, времени до релиза оставалось мало, мы зачем-то его так запланировали. Иногда садясь за запись песни, мы даже толком не знали, какая будет аранжировка, делали черновики, и некоторые из них сразу же превращались в запись для альбома. Поэтому мы собирались все вместе, ждали, пока Леша запишет Мишины барабаны, потом Кирилла клавиши, потом гитары…

Я приносил на запись песни, которые ребята вообще до того не слышали. Рассказать, как с «Любой» получилось? Я принес ее на студию: «Леш, давай я щас сяду, ты мне включишь микрофоны, гитарку, и я быстренько запишу, а потом с ребятами посмотрим, чё как». Я сел. А за стеклом Костян ходит, улыбается. Костя, не улыбайся! Я записал этот черновичок, показал ребятам — ладно, потом решим по аранжировке. Мы занялись другими песнями для альбома, а про эту подзабыли. И потом настал момент, Леша говорит: «У нас же есть еще „Люба“, надо что-то с ней придумать». Мы послушали мою запись. И я говорю: «Нечего с ней делать-то. Клево звучит. Давай так оставим?» Позднее мы, конечно, постебались. Критики же любят копаться в музыке — а какой у вас саунд? Просто тошнит от этого; если человек сделал что-то свободно, от души, чего копаться-то? И мы им втирали: песня «Люба» записана при помощи новейших технологий, оптических волокон, проводов, которые лазерно что-то там воспроизводят. И никто не среагировал на шутку — все подумали, что так оно и есть. Что это доказывает? Что всем все равно. Какая, на хрен, разница, что за инструменты и микрофоны использовались в записи? Зачем тогда ехать в Лондон? Все эти «мы сводим альбом в Австралии», «мы мастерим в Германии»? Если в песне нет жизни, ты хоть в Лондоне, хоть в Калуге своди, разницы не будет ни-ка-кой. Потому что в основе песни должна лежать идея, исполнение должно быть достаточно душевным. Есть, конечно, некий предел уровня качества звучания. Но этого достаточно. Тем более что все сейчас слушают mp3. Я не против дорогой студии, просто многим кажется, что самое главное происходит в ней: копаются в мелочах, а слона не замечают, гавкают со своей Моськой на слона. Но я-то знаю, кто слон. Я — слон!

Поэтому идеи пригласить известного саундпродюсера у нас не возникало. Мы отдали трек «Районы-кварталы» одному человеку, в звукорежиссерских кругах в России он считается богом. Мы между собой зовем его Глыба. Потому что типа мастер. И когда он отдал нам сведенную песню, мы чуть не обоссались от смеха. Такого говна мы никогда не слышали! В итоге свел Мартынов, более-менее получилась. Нет профессионалов в этом деле. Есть узкоспециализированные в определенных стилях мастера.

«Голод» мы делали с Сашей вдвоем, а от записи «Районов-кварталов» он самоотстранился, потому что у нас была уже группа: началась работа с коллективом, с музыкантами. Он приезжал пару раз на нашу репбазу на Измайловском острове, а потом все доверил мне. Я приносил песню — некую зарисовку, и мы все вместе нащупывали, как это можно играть. Больше участия в аранжировках принимал Максим Леонов. Миша у нас ничего не аранжирует. Он просто спрашивает: «Чё играть?» Но он тоже предлагал какие-то вещи, брейки… но все-таки ритм-секция — это отдельный разговор. А гитара у нас постоянно где-то жужжит. Поэтому Макс больше сочиняет какие-то мелодические ходы. А Войтинскому и самому стало проще: баба с возу — кобыле легче. Теперь это было моим делом.

Но его вклад, конечно же, присутствует. В «Южной ночи» мы все подпевали и хлопали в припеве — «Девочки-мальчики танцуют…». Веселые, трезвые. Почему-то на полу указатель с названием улицы «Земляной Вал» валялся, его Полиенко зачем-то притащил. Откуда я знаю, зачем? Он же художник… А до этого мы девочек приглашали записывать бэки, они маленькие еще были, лет тринадцати. Саша через каких-то знакомых нашел школьный хор, в песне звучат детские голоса.

Вообще, мы хотели назвать альбом «О любви». Потом подумали: а что, неясно, что ли, и так? Какое-то масло масленое. Откуда эти песни? А они из районов и кварталов. Мы гастролируем по городам, видим эти самые районы, кварталы. Это песни из подъездов. Вино, расклады, бандиты, хулиганы, домашние ребята, девчонки из высоток… Вот оттуда эти песни родом. Туда они и ушли. Они на дискотеке, в плеере. Песня живет своей жизнью, тебе уже не принадлежит. И ты вдруг начинаешь видеть ее с другой стороны, уже с общественной. Сидишь в такси, в пробке, слышишь свою песню в соседней машине — вот она живет среди людей. И они ее по-своему понимают. В «Молниях», допустим, «доза фантик черный бантик», «приз под крышкой». Под какой крышкой? Тут вроде о смерти, может, крышка гроба? Тем более «лед в лодыжке». Ну что, умер человек, «закрывайте, не скучайте». А это приз под крышкой колы. И таких примеров море. «Молнии вверх» — олимпийку застегиваю, холодно, вечер, что непонятного-то?