Солнце поднимается на востоке - [12]

Вечером шестого дня, когда они стали готовиться к очередному выходу, наружная дверь скрипнула и в комнату вошел седенький, благообразный старичок. Перекрестившись на затянутый паутиной угол, он искоса взглянул на Тамару и Марию и ехидно спросил:

— На прогулку собрались, девки, а? Не хватит ли? А ты что, Марья, смотришь! Аль не заметила — кого приютила? Вся деревня про них языки чешет, а вы все не замечаете.

— Кто это такой? — шепотом спросила Тамара у Веры.

— Староста наш, фашистский прихвостень, из кулаков бывших, — тоже шепотом ответила Вера. — Вместе с немцами появился.

Староста, услышав голоса, повернулся к ним.

— Вы, девки, бросьте шептаться. Я вам сурьезно говорю: убирайтесь добром отсюдова. Не то съезжу в Мантурово, коменданту об вас доложу. — И, хлопнув дверью, он вышел на улицу.

Тамара опустилась на лавку, потерла виски.

— Да, оставаться здесь нам больше нельзя. Сам он в Мантурово не поедет, а вот послать кого-нибудь может.

В комнате наступило молчание. Потом заговорила Тамара:

— Надо уходить, немедленно, сегодня ночью!

— Куда же уходить? — тихо спросила Мария. — Кругом фашисты…

— А ты что, к родной маменьке на блины приехала? — резко оборвала ее Тамара. — Знала, на что идешь!

Мария, уронив голову на руки, заплакала. Плечи ее вздрагивали, в груди что-то булькало и клокотало.

— Перестань реветь, слышишь! — крикнула Тамара и хлестко, по-мужски, стукнула по столу кулаком. Потом вскочила с лавки и, сильно хромая, заходила по избе.

Мария подняла на нее испуганные, заплаканные глаза. Из-под длинных ресниц сбегали по щекам слезы.

— Утрись! — бросила Тамара на стол платок. Мария взяла его, всхлипывая, вытерла слезы, поправила волосы.

Тамара постояла несколько минут у темного окна, не оборачиваясь, спросила Веру:

— В Черных Двориках у вас родственники есть?

— Не-ту, — нерешительно ответила Вера.

— А знакомые? — голос Тамары звучал сурово, требовательно.

— Найдутся!

Тамара подошла к Вере, положила ей руки на плечи.

— Слушай, Верочка, меня внимательно. В твоих руках сейчас судьба нашего дела. Нам нужно сегодня ночью уйти из Кировки и укрыться где-нибудь. Ты можешь пойти сейчас в Черные Дворики и найти такого человека?

Мария Осиповна слышала разговор, и чувство гордости за дочь заглушило страх. Вере эта решительная, смелая белокурая девушка доверяет свою жизнь и жизнь своей подруги. И не только жизнь, а важное поручение Родины, народа…

Вера оглянулась на мать, как бы спрашивая разрешения.

Мария Осиповна молча кивнула головой и отвернулась.

…Вера пришла домой под самое утро.

— Третья хата от оврага, дважды по пяти раз постучите, — сообщила она разведчицам.

Вместе с Верой и Таней Яковлевыми Тамара и Мария выкопали в саду рацию. Мария Осиповна принесла из погреба два старых холщовых мешка.

— Сюда положите радио свое, незаметнее будет.

Холодный утренний туман низко стелился между яблонями. Тяжелые белые плоды наклоняли ветки к земле. Пахло спелой антоновкой.

Тамара и Мария, прощаясь, крепко расцеловались с Марией Осиповной, с Танюшкой, с двойняшками — Соней и Мотей.

— Спасибо вам, Мария Осиповна, за все, — сказала Тамара. — За помощь, за ночлег, за хлеб-соль, за доброе русское сердце спасибо.

Мария Осиповна вытирала слезы.

Мария и Тамара разделили снаряжение поровну. Вера выломала орешник покрепче, обстругала, обрезала его, и Тамара, вскинув мешок на плечо, шла теперь, тяжело опираясь на палку.

Спустившись в лощину, по дну которой, журча, бежал маленький ручеек, Тамара еще раз оглянулась. Яковлевы — мал-мала меньше — стояли на краю своего огорода и махали им руками.

Вера проводила разведчиц до следующего косогора. Долго стояла она на бугре, глядя вслед двум маленьким девичьим фигуркам, медленно уходившим за поворот дороги…

* * *

— К сожалению, должен вас огорчить. Пока никакого результата. Вам придется подождать еще несколько дней.

Тамара смотрела на тщательно выбритое лицо обер-лейтенанта интендантской службы и гадала, знает он хоть о чем-нибудь — и тогда понятны неестественная вежливость, любезные улыбки; или нет — и тогда ничего, ну совершенно ничего не понятно. Почему этот откормленный, с жесткими серыми глазами офицер стал разговаривать с ней так подчеркнуто обходительно?

Она взяла со стола документы и вышла в соседнюю комнату, служившую обер-лейтенанту приемной. Здесь, на лавке, дожидаясь своей очереди, сидела Мария.

Щеголеватый солдат в тщательно подогнанном мундире распахнул перед Марией дверь, наклонил голову:

— Битте.

Мария, растерянно оглянувшись на Тамару, вошла.

Обер-лейтенант встретил Марию посредине комнаты, поцеловал руку, показав при этом тщательно замаскированную жидкими волосами веснушчатую плешь.

Патом подошел к двери за своим письменным столом, распахнул ее и жестом пригласил девушку войти. Комната, находившаяся за этой второй дверью, существенно отличалась от первой: изящная мягкая мебель, тяжелые шторы, пианино, хрусталь.

— Садитесь, фрейлейн Мария.

Маруся опустилась в кресло и почувствовала, как от прикосновения к мягкой спинке по всему телу разлилась приятная истома.

Обер-лейтенант достал два бокала, налил Марии, потом себе. Чокнулся, выпил, откинулся на спинку, положил ногу на ногу.