Солнце любви - [20]

Неподвижно сидя в седле, Эми наблюдала за всем этим со смешанным чувством страха и восхищения. Она облегченно вздохнула лишь тогда, когда Луис неторопливо покинул свою опасную позицию — за долю секунды до того, как копыта серого опустились на землю. И, наградив аплодисментами эту впечатляющую демонстрацию искусства наездника, она не удержалась от выговора:

— Тонатиу, я хотела бы, чтобы ты не устраивал таких представлений. Мне даже смотреть на это страшно.

Ее синие глаза выражали неподдельную тревогу.

Усмехнувшись, он подошел к ней, снял ее с седла и медленно опустил на землю перед собой, а потом слегка подтолкнул ее назад, так, чтобы она прислонилась спиной к неподвижно стоявшей кобылке.

С высоты своего роста взглянув в ее встревоженное, поднятое к нему лицо, он сказал:

— Старина Мальпайс никогда не сделает мне ничего плохого. — Он наклонил голову и легким шутливым поцелуем коснулся ее губ: — А ты?

Сейчас все ее чувства были растревожены запахом его прогретой солнцем кожи, его чистых темных волос. Она глубоко вздохнула и тихо ответила:

— Никогда в жизни! — Прислонившись затылком к гладкому седлу, она подняла руки и обняла стройный стан Луиса. — Я никогда не сделаю тебе ничего плохого.

Он улыбнулся:

— А я — тебе.

Его улыбка исчезла; теперь он неотрывно смотрел на девушку, и горячий взгляд темных глаз смущал ее и в то же время наполнял радостным волнением. Его рука медленно поднялась к ее плечу. Длинными сильными пальцами он собрал в горсть белую хлопчатую ткань блузки и мягко потянул вверх, так что Эми пришлось встать на цыпочки.

Их губы почти соприкасались; тяжелая золотая цепь поблескивала у него на шее, когда он спросил:

— Можно?..

Она жаждала поцелуя не менее сильно, чем он сам. Кончиком языка облизнув пересохшие губы, она едва выговорила:

— Да… ох… да…

Она вздохнула от удовольствия, ощутив ласковый нажим его горячих губ. Когда его пальцы крепче вцепились в ткань блузки, а язык с мучительной неторопливостью прочертил границу между сомкнутыми губами Эми, она вздохнула еще глубже. Ее веки опустились, а губы раскрылись для него, чем он и не замедлил воспользоваться… и его язык начал свою странно-завлекающую игру внутри ее рта.

Сердце у Эми забилось чаще и сильнее. Долгий поцелуй становился горячим, как июльская жара. Его пальцы продолжали сжимать ее блузку, плотно натягивая ткань у нее на груди. Его колено вдвинулось между ее ногами, а твердое как сталь бедро прижалось к ней таким образом, что она вынуждена была понять: это, должно быть, плохо, раз ей так хорошо.

Пылко отвечая на его поцелуи, Эми внезапно поймала себя на неожиданной мысли: Тонатиу воистину Бог-Солнце, ее Бог-Солнце. Бог-Солнце, чьи лучи пронзают ее насквозь, а обжигающий жар и в ней самой порождает пламя. Опасное солнечное божество, которое заставляет кровь кипеть у нее в жилах и насылает непостижимую горячку на ее утомленное зноем тело.

Юные влюбленные быстро постигали науку поцелуев. Их долгие жадные объятия теперь были совсем не похожи на застенчивые, робкие ласки, которыми они обменивались в тот первый день у реки. Всего за шесть недель их поцелуи достигли такого накала страсти, что порой — как бы ни были сладостны сами эти поцелуи — вполне удовольствоваться ими оказывалось невозможно. После таких встреч Эми дрожала, как в ознобе, и испытывала непонятную тоску, а Луис оставался измученным и опустошенным.

Наконец Луис поднял голову. Он дышал часто и с трудом. Его рубашка с открытым воротом позволяла видеть, как блестят у него на шее капельки пота. Его веки отяжелели от желания.

Эми, не менее его взволнованная, сомкнула руки у него за спиной и с усилием проглотила комок, поднявшийся к горлу. Она чувствовала себя опасно ослабевшей.

Луис уткнулся лбом в лоб Эми и сказал:

— По-моему, надо бы все-таки проехать до реки.

Его пальцы, наконец выпустили зажатый в них перед ее блузки.

— Только бы у меня для этого сил хватило, — ответила она едва дыша, не открывая глаз.

Он поднял голову, улыбнулся и поцеловал Эми в веки.

— Я тебя отвезу туда, радость моя, — пообещал он.

Она едва стояла на ногах, и, поддерживая ее за пояс, чтобы она не упала, он наклонился и подобрал волочившиеся по земле поводья кобылы.

Потом поднял Эми на руки и донес до своего терпеливо ожидающего коня, усадил ее верхом и сам расположился позади нее. Поводья кобылки он быстро привязал к специальному кольцу собственного седла, и они двинулись вниз по склону; кобыла, оказавшись без всадника, послушно следовала за крупным жеребцом по пустынному плато.

— Ну как? Сейчас тебе получше? — спросил Луис, зарывшись губами в ее растрепанные волосы.

Надежно огражденная кольцом его рук, Эми обхватила пальцами луку седла и откинула голову, так что ее затылок пришелся на его левое плечо. Вздохнув, она сказала:

— Гораздо лучше, спасибо тебе. Когда я с тобой, мне всегда хорошо. И такое ощущение безопасности, полнейшей безопасности!

Улыбнувшись, она взглянула на него.

— Безопасности? — повторил он. — Ах, querida, в этом я не уверен. Ты такая красивая, такая соблазнительная… мой отец часто повторяет: «La mujer es como el vidrio, siempre esta en peligro»… Это значит: «Женщина, как стекло, всегда в опасности».